"Анхель де Куатьэ. Медовая Жертва ("Книга Андрея" #3)" - читать интересную книгу авторатело в огромную саморазрушающуюся мясорубку.
Поскольку же каждое из этих существ не могло не шевелиться, испытывая невыразимую боль: их веки дрожали, их головы колыхались, конечности корчились в судорогах, внутренности трепетали, - язык работал, как помело, беспрестанно шинкуя все тело на биллионы молекул! Я перечислил все эти зверства по отдельности, но происходили-то они одновременно! Кто бы мог представить себе весь этот ужас! Я был почти зачарован этим диким фейерверком самоуничтожения, но через какое-то мгновение сам задрожал, и слезы ужаса брызнули из моих глаз. "Так-то любит себя человек, так-то! - звенело во мне набатом. - Твои весы - виселица для человека!!! Озрись!" И я озрился. Я был окутан небесным пурпуром, я ощущал на себе мягкое дыхание солнца, мои ноги утопали в нежности небесного свода. И я бросил чашу, я бросил! И этот миг памятен мне более всех. Я бросил чашу, ибо я не хочу быть мерой, тем более мерою человеческому. Подо мной началась беспорядочная возня: Желание, Требование и Страх поглотили друг друга в лице своих представителей, они сами сводили себя на нет. Едины были они в своей бойне, ибо в требовании всегда говорит желание, в желании - требование, вместе они полны страха, который и есть желание, возведенное в степень требования. Мне не было нужды бороться с ними, мне просто не следовало им мешать: желание и страх убьют сами себя, а требования закончат это дело. Незачем пачкать руки в пустоте, руки человека принадлежат Жизни, а потому человек испытывает Влечение, ощущает Контакт и самого Себя. А Я открыл глаза, образы реальности были еще плохо различимы, все кружилось. Через несколько секунд я понял, что лежу на полу в своем кабинете, и сковывающее прежде меня напряжение отпустило. Я стал дышать. Заратустра сидел на полу, здесь, рядом. Он склонился надо мной, обнял руками мою голову и сквозь слезы, сокрушаясь, что-то отчаянно кричал мне, но я, к сожалению, как ни старался, никак не мог разобрать его слов. И лишь спустя пару минут, а может быть и больше, по губам его я догадался: он беспрестанно все повторял и повторял мое имя. Я ответил ему тем же. В тот миг я не помнил еще ничего из происходившего со мною во время приступа, казалось, я упал откуда-то с высоты, откуда-то с неба и был совершеннейшим образом не от мира сего. О ДУХЕ ТЯЖЕСТИ Через пару часов мы уже были в дороге. Потрепанная жизнью легковая машина, спотыкаясь на ухабах и шелестя колесами по битому асфальту, летела в поселок Песочный, в онкоцентр. Тело все еще плохо меня слушалось, недвусмысленно напоминая моему сознанию о том, "что первично". Руки и ноги изображали из себя лентяев-аристократов, губы заодно с языком не спешили артикулировать речь, но в целом я чувствовал себя хорошо: боль отошла, а голова хоть и была затуманена, но, в конце концов, не более чем у всех. Зар выглядел обеспокоенным и возился со мной как с писаной торбой, |
|
|