"Анхель де Куатьэ. Медовая Жертва ("Книга Андрея" #3)" - читать интересную книгу автора

показалось, он упал, и снова невероятный испуг пронял меня с головы до пят.
Расталкивая толпу, я кинулся к тому месту, где только что стоял Заратустра.
Я путался в серпантине, торопливо раскланивался с участниками шествия,
которые радушно предлагали мне присоединиться к их празднеству.
Я испытал вдруг какое-то невыразимое отчаяние, и непрошеные слезы
проступили на глазах поверх учтиво улыбающейся маски. Я бежал, расталкивал,
раскланивался и бежал дальше, расталкивал, раскланивался и бежал, бежал... А
музыка все гремела и гремела: "Пам-па-ра-пам-пара! Пампам!
Пара-ра-пам-пара!".
Он лежал на снегу в белом хитоне, расшитом звездами, подпоясанный
золотой бечевкой. Шествующие аккуратно обходили его, словно не замечая, и
двигались дальше, на набережную - и вправо, и влево, поднимались на парапет,
спускались прямо на замерзшую реку, двигались по мостам, заворачивали во
дворы, на соседние улицы... Они шли и шли, а он лежал, лежал так, словно
просто прилег отдохнуть, на время, так, по сиюминутной прихоти.
Его голова стала совсем белой, как овечья шерсть, как снег, а босые
ноги горели, словно раскаленная добела медь. Я упал подле него на колени,
обнял за плечи, поднял дрожащими руками его в миг отяжелевшую голову...
Заратустра открыл глаза, ясные, мерцающие нежным огнем, тихо улыбнулся и
прошептал голосом тысячи убегающих вод:
- Радостно...
Его дыхание остановилось, глаза поблекли, губы сомкнулись. Я прижал его
серебряную голову к своей груди, где все еще билось сердце, теперь сильнее.
По моим разгоряченным на морозе щекам покатились холодные, соленые слезы. Я
сидел так долго, раскачиваясь и улыбаясь в пустоту.
Шествие казалось нескончаемым, улица - магическим рогом изобилия,
чем-то бездонным, бесконечным, дарящим - бездной. И эти счастливые, легкие в
своем веселье люди в карнавальных костюмах все шли и шли, шли и шли! Они
были подобны реке, вышедшей из берегов, они заполняли собой весь город,
раскрашивая его яркими красками. Не останавливаясь, они шли и шли дальше,
через границы, через время, под хрустальными небесами, в окружении фаянсовых
облаков и бисерной россыпи звезд.
Темнело. С неба в тусклом свете уличных фонарей посыпались пушистые
хлопья снега. А мы так и сидели посреди улицы вдвоем - он и я. Мои глаза
были закрыты, я слушал тишину, обреченный, и слышал только размеренные удары
моего сердца. Но вдруг прямо под моими руками началось какое-то шевеление...
Взволнованный, я поднял отяжелевшие веки.
И третий раз я испытал ужас: тело Заратустры, тело, сомкнутое в моих
объятиях, на глазах обращалось в белесый пепел. Оно горело, горело изнутри,
стремительно, жадно! Я вскрикнул и что было сил прижал к себе Заратустру!
Его тело нежно спульсировало в ответ, и частички белого пепла зашевелились,
словно маленькие крылья ночных светящихся мотыльков. Отрываясь от снедаемого
бирюзовым огнем тела, они обращались в бабочек - разноцветных, воздушных,
сияющих.
Через мгновение уже тысячи крыл заботливо трепетали вокруг меня. Они
танцевали - веселые, неугомонные, нежные. Они касались моего лица, призывно
тыкались в него хоботками и поднимались к перламутровому вечернему зимнему
небу.
Мне кажется, что и сейчас я ощущаю на своих щеках нежное касание этих
шелковых крыл и бархатных хоботков.