"Алан Кубатиев. Деревяный и бронзовый Данте (фрагменты)" - читать интересную книгу автора

почти ничего не сочинено, кроме фантастического мира. Мало кто это знает, но
даже для посвященных мало что добавляется к этой отличной книге. Другой
дивно описывает все свои романы, адюльтеры и просто беглые перепихоны,
разбавляя их злорадным изображением литературных и полемических противников
в позорящих позах. Третий великолепно оживляет свой компьютерно-игровой опыт
и фидошные перебранки. Четвертый просто зарисовывает писательскую среду,
слепляя, как экономная хозяйка обмылки, бывалые впечатления в небывалые
комбинации...
Ну да ладно. Все равно все превращается в литературу, как убедился в
этом я, прочитав "Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви" Юры
Брайдера и Коли Чадовича.
Когда-то придуманная мной сказка, убившая, по утверждению Самвела
Диланяна, Леонида Ильича Брежнева, стала у них целым романом, втянувшим в
себя, кроме прочего, всю фантастическую и околофантастическую тусовку времен
начала перестройки. Смешно, грустно и странно сознавать, что и ты уже в
немалой степени персонаж...

Мне такое было не под силу. Конечно, что-то там сгорело между строк,
пока душа меняла оболочку... Но я практически никогда не делал себя героем
своей прозы и, надеюсь, избегну этого. Не по скромности - наоборот, из
гордыни.
То, что происходит со мной, - происходит со мной; то, что происходит со
мной пишущим, - происходит с тем и для того, что послало меня в мир и
привело к этому неверному и коварному делу. Я посредник, я средство для
языка, по слову Иосифа Бродского.
Извлечение души, "to put something out of one's system" (Хемингуэй), не
входило и не входит в цели моей работы.
Душа моя попадает в нее каким-то другим, не вполне ясным образом.
Скорее всего через мой голос.

Но замолчал я надолго. Были крошечные просветы. Начинали звучать слова,
мелькали картинки. Но потом все снова потухало. Объяснять это не хочется. Не
дай бог испытать, хотя понять можно, только испытав. Описал это
один-единственный писатель, но так, как никто, - Роберт Силверберг в "Dying
Inside". Пожалуй, еще Киплинг в "The Vampire". Наверное, потому я больше и
не болел даже гриппом, потому что была все время эта гложущая болезнь, не
отпускавшая меня с января 1987-го до августа 1993 года.
Как это странно - быть безумно здоровым телесно и одновременно
подыхать... Пытаясь не сдаваться, я писал статьи и переводил, грешил
журналистикой и политикой... На последние дубултовские семинары я попадал
уже в этой диапаузе, и ничего значительного я там, к своему горю, уже больше
не показал. Меня по-доброму спрашивали, когда я опять привезу что-нибудь, и
вот это была настоящая боль.
В эти разы я работал в группе Сергея Александровича Снегова. Не помню,
когда я с большим трудом впервые раздобыл "Люди как боги"; тогда она мне
понравилась и даже полюбилась. "Кольцо обратного времени" едва нашел в
Ленинке. А потом мы столкнулись на одном еще московском семинаре, но тогда я
видел его издалека. Лысый, жилистый, коренастый, с опасной усмешечкой, с
приопущенными веками, как бы всегда присматривающийся, он был необычен. Мне
как-то не приходилось никогда особенно близко общаться с ТЕМИ лагерниками