"Алан Кубатиев. Деревяный и бронзовый Данте (фрагменты)" - читать интересную книгу автора

женат, и на свадебный дар купил импозантнейшую югославскую портативку, "ТБМ
Де Люкс", а на ней совместными усилиями ББЖ и моими было отщелкано несколько
копий всех рассказов. Я мог их представить, остальным же надо было
готовиться.
Каминная гостиная ДЛ... Туда надо было идти через зал ресторана...
Дубовые панели, витые лестницы, пьяненькие классики и их подруги... Огромный
коллективный шарж легендарных Кукрыниксов на стене... На мое провинциальное
воображение это действовало довольно сильно, хотя и недолго.
Я, в общем, чувствовал себя способным отбиться от любого наскока и
ощущал скорее азарт, чем трепет. Но уже наверху Дмитрий Александрыч
мимоходом спросил Бэлу Григорьевну Клюеву: "Аркадий-то приехал?" "Да, - был
ответ. - Пока в буфете". Вот тут я и обмер.
Аркадия Стругацкого я уже видел в МГУ. Я полюбил его сразу. Но одно
дело рандеву по путевке Бюро пропаганды советской литературы, и совсем
другое - когда он читает твои рукописи. Тогда я не знал о нем всего, что
знаю теперь... Я его боялся.
Аркадий Натаныч пришел и сел за нашими спинами. Обсуждение началось.
Мне, как и Саше, перепало всего. Помню плохо, записи не сохранил - надо,
надо заводить архивы, над рукописями трястись! - но вроде бы первая половина
отводилась "прокурорам", а вторая "адвокатам". Или наоборот. В память запала
фраза юной тогда милейшей женщины Алены Соловьевой. Она занималась
скандинавистикой, в том числе и фантастикой скандинавов, и была звана для
участия. Меня она обвинила в "насильственной интеллектуализации прозы". До
сих пор не очень понимаю смысл оценки, но наслаждаюсь ею, как красивым
иероглифом на спине пляжного халата.
Дмитрий Биленкин, поблескивая хитрыми глазами над ассиро-вавилонской
бородой, слушал всех и посмеивался. Когда накал стал спадать, он произнес:
"Ну что ж..."
Аркадий Натаныч офицерски прокашлялся и поинтересовался: "Ты позволишь
мне высказаться или все уже завершено?"
Тут все засуетились и закричали: "Конечно!.. Разумеется!.." и,
по-моему, даже: "Просим!.."
Аркадий Натаныч прокашлялся теперь академически и смолк. Выдержав
красивую паузу, он спросил - меня: "Какой это у вас рассказ? По счету, я
хочу сказать?"
Речь шла о "Книгопродавце". Он был написан с вполне приличного
реального человека, который книгами не занимался никогда, я сам не ощутил
этого, но родная жена его узнала, равно как и прочие. Это был мой третий
рассказ. Не знаю почему, но я соврал.
"Пятый", - сказал я, вспотев.
Аркадий Натаныч опять удержал паузу. Какая у него была чудесно
неправильная фонетика! "С" он говорил почти как английское "th".
"Еthли б мы th братом напиthали не пятый, а пятьдеthят пятый такой
раthжаз, мы могли бы гордитьthя", - величаво сказал он.
Я обмер вторично.
Конечно, я понимал, что это говорит очень добрый, очень пылкий и
увлекающийся человек, и я еще не знал, сколько людей будут меня потом
ненавидеть только за эту фразу. Но Боже мой!.. Как мне хотелось, чтобы это
было правдой...
Все, что он говорил потом, до меня не очень доходило.