"Андрей Кучаев. Sex Around The Clock. Секс вокруг часов" - читать интересную книгу автораэтот крест и был для него его тайным, мучительным, единственным счастьем.
Кроме... Вот об этом "кроме" наш рассказ: о любви. И о "сексе". Чувственной стороне любви. И еще - об изнанке "секса". Поначалу он перепутал направление вектора любви. Он считал любовь однородной и слепой. Главное, ее нужно было обязательно к кому-нибудь испытывать - сердце, не наполненное любовью, пусто, напрасно бьется. Музыка начинала чахнуть в нем без любви. То есть он допускал музыку, рожденную одиночеством, но это одиночество должно было быть разлукой. Надо потерять любовь, жестоко и безвозвратно, тогда придет боль, окрашенная памятью о любви. Он торопился и попытался влюбиться в сестру. Но сестра оказалась слишком близкой, в ней не было чуждости, точнее - "чужести". Как в вещах, которые они носили до поры одинаковые, так что менялись или путали и ругались из-за них - в них не было тайны "разности". "Разность", "чужесть" - это и есть главный, роковой признак пола. Вот если бы расстаться с сестрой и встретить ее взрослой и печальной! Такую бы ее он любил. А к вещам прикасался бы благоговейно. Надо сказать, нежность неразделенной любви сохранил он к сестре на всю жизнь. Это помогло ему потом, и не раз: во льду одиночества она всегда вытаивала для него лунку. Он тянулся к ее красоте, хотел видеть в ней собирательный образ женщины. Но всегда его ждало "очаровательное разочарование"! Слишком она была родной, своей, продолжением его. А к себе большие (не хочется часто произносить эпитет "великие") относятся к себе так, словно боятся тратить на себя драгоценный жар сердца, назначение которого - любовь: к Богу или Природе. Небесам. Художник бережет и любит краски и кисть, но понимает, что они - только средства, материя, вещи... Мертвые вещи. Жив лишь художник и та его часть, что он вложил в творение. Недосуг относиться к себе - кисти - с повышенным вниманием. Вот откуда порывистость Маэстро, доходящая до абсурда: он не замечал, что ест, минуты лишней не сидел за столом, в гамаке, без дела. Карты, игры, зевающий без дела меланхолик - нет ничего дальше от образа Маэстро. Нет ничего немыслимей. Несоединимые вещи: вялая праздность, азарт служения пустому - и напряженный, всегда отданный внутренней работе, сухой и порывастый Жданович. Если он следил за чем-то обыденным, то с тем же пылом превращал это суетное занятие в серьезный долг, выполняемый в паузе, потому что пауза в жизни и в музыке - часть Звука, Звучания, Музыки и требует всей серьезности отношения. Также относился к отдыху, лечению, забавам-скерцо! Какие-то хрустальные отзвуки подобного чувства он испытал к Герде, вообразив себя Каем. "Снежная Королева" - так он назвал несколько криво исписанных страниц нотными знаками. Но запись показала, что горяча и удачна только тема самой Снежной Королевы. Он ночами долго лежал с этой музыкальной фразой из четырех нот: фа, соль, ми, до, заставляя ее звучать, эту фразу, украшая ее вариациями, пока не засыпал. Никаких иллюстраций к детским книжкам, никаких "сю-сю", вроде "Пети и волка" он не признавал и позже. Он использует найденную музыкальную фразу в опере о вероломной женщине, погубившей и себя, и любовника. Натолкнула на "роковой" сюжет, (вообще-то |
|
|