"Иван Кудинов. Переворот " - читать интересную книгу автора

- Входите, доктор, входите! Какие нынче новости в городе? - Последние
слова застали доктора уже в комнате, куда он вошел, держа под мышкою
саквояж, остановился и неодобрительно-удивленно поглядел на сидевшего подле
стола совершенно седого с жиденькой бородкой старика.
- А вот это и есть для меня первейшая новость, Григорий Николаевич, что
вижу вас не в постели, - строго сказал. - Кто дозволил вам вставать?
- Так ведь я и не встаю, - кротко и виновато улыбнулся Потанин и как-то
неловко подвигал, пошевелил плечами, остро выступающими из-под старого
пледа, свисающего почти до пола. - Сижу вот. Да вы, право, не беспокойтесь.
Уверяю вас, я чувствую себя вполне сносно.
- Ну что ж, - сказал доктор, щелкнув застежкою саквояжа, - поглядим.
Поглядим, любезный Григорий Николаевич! - И долго, внимательно выстукивал и
выслушивал его, приставляя трубочку-стетоскоп к груди. Затем точно так же
простукал и прослушал спину, укоризненно-строго выговаривая: - Это мы
поглядим, поглядим... Ишь взяли моду - наперед доктора прописывать рецепты.
Нет, нет, любезный Григорий Николаевич, своевольничать я вам не позволю.
Здесь больно? Нет. А здесь? - нажимал пальцами. - Тоже нет. Превосходно.
Задержите дыхание. Тэк-с. Хорошо. Дышите. Поглубже. Еще глубже...
Потанин сидел, нахохлившись, как старая обескрылевшая птица, и молча,
затаенно смотрел на доктора, твердившего свое излюбленное "поглядим" и
продолжавшего манипулировать пальцами, прикосновения которых вызывали легкий
озноб, и тело враз покрылось гусиной кожей...
- Вы что, озябли? - спросил доктор, от взгляда которого ничто,
казалось, не могло ускользнуть. - Можете одеваться. - И сдержанно
заключил: - Ну что ж, инфлюэнцу вашу мы устранили. Это вы и сами, надеюсь,
чувствуете. Но полежать еще немного придется. Какой сегодня у нас день?
Четверг. Вот до следующего четверга... Еще неделька - и встанете
окончательно. Если, разумеется, не будете своевольничать и опережать
события. Nuda veritas, как говорится: непреложная истина.
- Спасибо, - кивнул Потанин. - Постараюсь выполнить все ваши
предписания. Только ведь вам, дорогой Николай Глебович, лучше моего известны
причины моих недугов: девятый десяток за плечами - груз тяжеловатый. Как его
снимешь, этот груз? Увы! Закон природы. Или, как вы изволили заметить: nuda
veritas. Вот именно! А может, медицина имеет на этот счет иное мнение? -
усмехнулся печально-иронически. - Панацею какую-нибудь, а?
- Имеет, - кивнул доктор, пряча стетоскоп в саквояж и поглядывая на
Потанина сбоку, как бы со стороны. - Здоровье, Григорий Николаевич, надлежит
беречь во всяком возрасте. А в нынешних ваших недугах возраст и вовсе ни при
чем. Потому и разговор о нем вести не будем...
Неожиданно он умолк, придвинул стул и сел рядом с Потаниным, уронив
руки между колен, чувствуя внезапный, почти обморочный прилив слабости, не
физической даже, хотя и работал он в последнее время, доктор Корчуганов, по
шестнадцать часов в сутки, а душевной, моральной усталости. Такое вокруг
творилось - не приведи бог! Томск переполнен, наводнен беженцами. Население
увеличилось почти вдвое, а жилья нет, провианта не хватает... На рынке
четверть молока - сто рублей. Холод, голод, хаос и неразбериха. А тут еще ко
всему вспыхнула эпидемия тифа. "Вошь съест человека", - сказал на днях один
больной старик, которого уже нет в живых: вошь съела...
Страшно становится. Больницы переполнены. Люди гибнут, как мухи.
Природа и та ожесточилась - вот уже которые сутки метет и дует, свету белого