"Демьян Кудрявцев. Близнецы (Роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

набросав постельное сверху кольев, отгородившись от этой темной, полной
резких запахов страны не так желтеющим северным бельем, как резкими взмахами
полных рук и чеширской считалочкой в полный голос. Кокни! - наречие и
призыв, в рыболовно - дефис - камуфляжной сетке - сотня лет дубликатов и
повторений.
Иногда она замирала в каком-нибудь сложном полунаклоне и долго смотрела
на море, не собирая взгляд в точку, а растирая его по всему слезящемуся
горизонту в ожидании корабля, на котором ей хватит места, затхлого,
верхнего, в третьем классе, - любые ужасы путешествия отступали при мысли о
доброй Англии, таяли в качке
Стамбул и, дальше, Марсель, Париж, наконец, Кале. Вся эта теплая,
потная похоть... Хоть бы осень скорее, что ли, дождь напомнил бы ей о доме,
смыл бы рыбную патину с тела, это едкое серебро жары, и, главное, затопил
бы, нет - правильнее - залил бы нестерпимо жгучее ожидание, истому и ломоту
от коленок и выше, выше, сотню маленьких муравьев, поедающих ее девственное,
уже начавшее стареть, но пока не сдавшееся нутро.
Так не ждут - чтоб самой вернуться, место правильно лепит позу, так
рыбацкие жены ждали, так же ждали военных девки, словно ракушка ждет
прилива, прихоть, прибыль, природа, пристань.

1918

"А в эээ-это время!.."
А в это время с другой стороны воды (вот она, первая путаная стихия:
легким всплеском залива Финского, шелестом моря Черного, бормотанием
Средиземного, ленивого, как под кайфом, расслабленного под Хайфой)
усталый, крупных мазков еврей подымался по трапу на борт фелуки, шхуны,
крейсера, парохода - мифология дома не сохранила деталей, и для первого
знакомства нас даже имя волнует меньше, чем содержимое его карманов и
потертого саквояжа.
Его звали Хаим. Эта ирония имен сопровождала всю жизнь семьи, ибо за
плечом его тихой тенью ходила Смерть: прикрывала ему лопатки, сторожила его
каюту, подавала еду. Позже, на переписи в тридцатых, он, уныло скребя
затылок, стал Ефимом, точнее, Фимой, чем обидел свою подругу, и та, уйдя,
унесла удачу. Так, отказываясь от жизни, он обеспечил себя бессмертием,
долгой старостью, одиночеством, раком горла и требухи.
В его саквояже лежал Смит-Вессон 38 калибра, сменивший до этого много
рук, полированный потными и сухими, смуглыми и холеными, - среди его
владельцев был даже один беспалый на правую и потому державший его обеими, -
два апельсина, талес с обтрепанными кистями, пачка газетных вырезок и
пузырек толстого стекла с деревянной пробкой. Этикетка пузырилась жирной
надписью "Forced March. Coca leaves. Allays hunger and prolongs the power of
endurance.
Manufactured in Snow Hill Buildings, London, E.C.". В нагрудном кармане
лежала картонная фотография: улыбчивый бородач с холодноватым взглядом -
богатая куфия добавляла благообразности - и сам Хаим в черном костюме-тройке
и дорогих штиблетах.
Судно со скрипом, неторопливо, разворачивалось кормою, и неточное
зрение пассажира отставало от разворота, задержавшись на девушке с
мальчуганом, стайке легких, как хвоя, лодок, и только после - закатное небо