"Джонни Бахман возвращается домой" - читать интересную книгу автора (Зенкбейль Гейнц)9Эсэсовцы забрали у Густава рюкзак и все мелкие вещи, которые он вытащил из карманов. Быстро осмотр«» это небогатое имущество, молодой эсэсовец расческу, пилочку и ключи бросил в кусты, а остальное спрятал. Густава куда-то повел парень из гитлерюгенда. Джонни сначала стоял в нерешительности, а потом пошел следом за ними. — И смотри, чтобы они не болтали между собой, — приказал шарфюрер. — Ясно! — ответил через плечо Грилле. Бункер оказался большой глубокой прямоугольной ямой, вырытой в земле, — стены которой были укреплены бревнами; сверху бункер перекрывали балки с наброшенными на них ветками, а сверху засыпанные землей. Вход в него оказался таким, что широкоплечий Густав с трудом протиснулся внутрь. Грилле уселся на грубую скамью. Автомат он положил себе на колени. «Все вышло совсем не так, — думал Джонни. — А что, собственно, значит не так?» Он все еще никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что, так или иначе, их путешествию скоро придет конец. В душе он не переставал удивляться тому, что, несмотря на все препятствия, им с Густавом удалось пройти немалое расстояние, миновав и посты, и дорожный контроль, и эсэсовцев, и полевую жандармерию. Он устало опустился на землю недалеко от входа в бункер. Утренние лучи солнца пробивались сквозь кусты и ветви деревьев, ложась пятнами на землю. Свет падал на вход в бункер и освещал часть помещения. Там, прислонившись к стене, сидел Густав. Вдруг мальчик всхлипнул. До сих пор он старался сдерживаться, а теперь слезы градом полились у него из глаз. — Ну, только не реветь, — сказал Густав из бункера; его голос доносился словно из могилы. — Что теперь с нами будет? — всхлипывал Джонни. — Да, — вздохнул солдат, — похоже, что дела наши плохи. — Они убьют тебя… Густав ничего не ответил на это, только добавил: — Тебе они ничего не сделают. Ты еще маленький. Если тебя спросят, сколько тебе лет, отвечай: только десять. — Вам же было сказано не болтать! — вмешался Грилле. — Это тебе не положено с нами разговаривать, — грубо оборвал парня Густав, — и вообще, мне наплевать на все ваши запреты! Грилле внимательно рассматривал ствол своего автомата, затем зачем-то потрогал предохранитель. Его узкое лицо выглядело напряженным. Обычно живые глаза были неподвижно уставлены на верхушки сосен. — Разреши нам убежать, — вдруг обратился к нему Джонни, — отпусти нас, пожалуйста. — Ну и идеи у тебя, — невольно проворчал тот, — а что будет со мной, если вы убежите, а? Слышал: я отвечаю за вас головой! Мальчик на миг задумался. — Тогда идем вместе с нами, — неожиданно предложил он через минуту. — Ты этого мне не говорил, я не слышал, — угрожающе отозвался Грилле. Тут в разговор вмешался Густав, наполовину высунувшийся из бункера: — Прекрати клянчить, Джонни. Этот Гарольд Гриле — подлец, хотя и маленький! — Да пойми же ты, — выпалил Грилле, — я не могу! Неужели не ясно? — Я понимаю только то, что дело принимает для меня дурной оборот, — заметил Густав, — и главным образом все из-за твоей подлости. Если ты сможешь жить и дальше спокойно с чувством собственной вины — что ж, желаю всего наилучшего. — Хорошо тебе говорить, — фыркнул Грилле. — А зачем ты растрепался о нас еще до того, как нас поймали? Зачем тебе понадобилось врать, что я напал на тебя из-за угла и прочее? Может быть, ты рассказал о том, что твое начальство тебя не кормило, а у нас ты досыта и вкусно наелся? Грилле уже не мог больше сидеть спокойно. Он крутился, как червяк, на которого напали муравьи. — Да они меня самого поймали, — сказал он, тяжело вздыхая, — двумя часами раньше, на том же самом пригорке и без оружия. Еще вчера здесь был тыл. Ты сам понимаешь, что это значит, когда тебя задерживают в тылу, без оружия да еще эсэсовцы! — Он обернулся в сторону кустов, за которыми исчезли оба незнакомца. — Мне нужно было как-то выкручиваться, вот я и рассказал о вас. Может, я что и преувеличил, согласен. Но иначе бы мне не поверили. — Сказав это, он сорвал с головы шапку и, бросив ее на землю, взъерошил свои рыжие волосы. — Кто бы мог подумать, что вы пойдете той же дорогой! — Бедный Гарольд Грилле, — пробормотал Густав с иронией. — А зачем тебе понадобились эти идиотские обвинения меня в шпионаже? — Если бы я не сказал этого, — начал оправдываться парень, нагибаясь за шапкой, — они бы сразу же прикончили тебя. — О, значит, я должен принести тебе свою благодарность? — Может быть, эта отсрочка тебе еще пригодится? — Она мне пригодится только в том случае, если я отсюда смотаюсь! — Сейчас ты отсюда не уйдешь. Это хорошо оборудованный и охраняемый узел сопротивления… Некоторое время все молчали. Вокруг стояла тишина. Облака постепенно затягивали солнце. Сквозь стену зарослей до них едва слышно доносился гул моторов. Густав первым нарушил молчание. — Что же это за узел сопротивления? — сказал он презрительно. — Меньше чем в полукилометре отсюда, ниже по дороге, идут русские танки. — Может быть, это засада, — возразил уже успокоившийся Грилле. — Может быть, их сюда заманивают… — Так же, как через Одер, да? А еще раньше через Вислу и Буг? Послушай, Грилле, у тебя на плечах есть голова? Подумай сам: русских никто не заманивает, они прорываются сюда силой. Осталось еще немного — война кончится и русские танки пойдут по Берлину! Грилле запальчиво возразил: — Завтра у фюрера день рождения, и он пустит в ход свое чудо-оружие. — О господи! — простонал Густав. — Сначала я думал, что ты просто маленький выдрессированный негодяй. Оказывается, совсем нет. Но мне от души жаль тебя. — Но-но… — возмутился было Грилле. — Серьезно, мне жаль тебя, потому что ты дурак, большой дурак. День рождения фюрера, чудо-оружие, а еще, может, и победа. Господи, если бы собственная глупость причиняла человеку боль, то ты должен был бы кричать от боли! Шум от идущих танков не утихал ни на минуту. Время текло незаметно, прошло, пожалуй, уже с полчаса. «Нам следовало пойти к русским, — подумал Джонни, не упустивший из этого разговора ни слова. — Хуже нам бы там не было. Мне бы они ничего не сделали, потому что мне только двенадцать лет, да и Густава бы они пощадили, потому что он не желает больше воевать против них. Но теперь уже поздно…» — Эй, Джонни, — услышал он вскоре голос солдата, — ты еще здесь? — Да, Густав. — Послушай внимательно, что я тебе скажу, — продолжал солдат. — Если тебе удастся выбраться отсюда живым, окажи мне одну услугу! У Джонни не хватило сил ответить. Он только кивнул. — Когда все кончится — эта проклятая война продлится не больше чем недели три, — сходи ко мне домой, к моей матери. Ее зовут Хедвиг Фельденхау. Берлин, Мауербергштрассе, дом три, второй дом во дворе, пятый этаж. Найти это совсем нетрудно. Недалеко от Щецинского вокзала. Запомнишь? — Да, Густав. — А то запиши себе адрес на земле и выучи его наизусть. Зайди туда обязательно! Скажи матери, чтобы она больше не ждала меня. Но сделай это осторожно. Придумай что-нибудь, чтобы смягчить этот удар, обещаешь? — Я сделаю все, как ты скажешь, — ответил мальчик и беззвучно заплакал. Внезапно в их разговор вмешался Грилле. — Это невозможно вынести, — проговорил он с трудом. И, повернувшись, к мальчику, добавил: — Послушай, Джонни! — Он в первый раз назвал его по имени. — Посмотри потихоньку, нет ли здесь какой-нибудь лазейки? |
|
|