"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора

Лагерный котлопункт - или если вам так больше нравится - столовая, тоже
не изменил своего привычного местонахождения. Но о нем еще пойдет речь
дальше. И еще прежними были клопы - крупные, свирепые звери, которых не
брали никакие облавы, никакие снадобья, а от дуста, которым время от времени
их присыпали, они только жирели...
Моя койка в бараке, - виноват, в лагерном корпусе! - стояла у окна. Эта
кажущаяся маловажной деталь в дальнейшем будет иметь особое значение. Я -
помыкавшийся по самым невообразимым местам - был уже довольно опытным
коммунальным жителем, поэтому защищался от клопов испытанным способом: ножки
моей койки стояли в четырех жестяных банках из-под тушенки, в которые до
половины была налита вода. Но лагерные клопы оказывались хитрее. Если им не
удавались лобовые атаки из матрасов, фланговые вылазки со стен и обходные
маневры по полу, то они применяли тактику воздушных десантов: выползали на
потолок и оттуда лихо пикировали на свои жертвы! 3а это удивительное
свойство летающие клопы прозывались у нас "юнкерсами".
Вообще-то говоря, я был уже "перестарком", и в пионерский лагерь -
учитывая усиленные просьбы работающей в две смены матери - попал, как
говорится, на пределе возможного. Я перешел в восьмой класс, и осенью мне
должно было исполниться пятнадцать лет. Я не выглядел особенным
акселератом, - в то время этого овитаминизированного понятия еще попросту не
существовало! Но тем не менее, я выделялся, конечно, и ростом, и развитием
среди мелкопородной пионерской мелюзги преимущественно
десяти-двенадцатилетнего возраста.
Официально у меня была не вполне понятная мне полузаконная должность с
длинным названием: "помощник старшего пионервожатого по культурной и
спортивной работе". Я говорю - полузаконная, потому что, хоть фактически я и
проводил с малышами зарядку, учил их плавать и оформлял стенды в пионерском
уголке, - денег мне никаких не платили, и жил я не отдельно, с другими
пионервожатыми, а вместе с одним из отрядов в общем корпусе на тридцать
коек.
Теперь самое время сказать о Глаше-поварихе. Точнее, она была не
поварихой, а подсобницей на кухне. Настоящая повариха - необъятных, как и
полагается, размеров - тетя Клаша скрывалась в загадочных глубинах нашего
котлопункта и на белый свет появлялась редко, чаще всего - к вечеру, после
отбоя. А Глаша - полное имя ее было Глафира - досталась нам, так сказать, в
наследство. За что уж она угодила в тот, не наш, лагерь - одному богу
известно. Теперь-то она была так называемая расконвоированная, то есть, ей
оставалось отбыть совсем немного до конца своего срока, но за хорошее
поведение она могла жить уже не в зоне и без вооруженной охраны, работая
почти что на вольных хлебах. В данном случае это выражение можно считать
буквальным...
Ей было лет двадцать с небольшим, и на пионерских харчах она быстро
округлилась, налилась жизнерадостным румянцем, стала гладкой, довольной и
смешливой. С вечно розовым свежим лицом, на котором едва заметно проступали
мелкие веснушки, в галошах на босу ногу, она лихо орудовала ведрами и
неподъемными кастрюлями, наполняла водой баки для чая и компота, а во время
обедов или ужинов, в белом халате и косынке, с благословенным черпаком в
руках, колдовала у окна раздаточной, веселопокрикивая и поторапливая
дежурных и наполняя им котелки и миски.
После начальницы лагеря - старой и сморщенной, как печеное яблоко,