"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора Лагерный котлопункт - или если вам так больше нравится - столовая, тоже
не изменил своего привычного местонахождения. Но о нем еще пойдет речь дальше. И еще прежними были клопы - крупные, свирепые звери, которых не брали никакие облавы, никакие снадобья, а от дуста, которым время от времени их присыпали, они только жирели... Моя койка в бараке, - виноват, в лагерном корпусе! - стояла у окна. Эта кажущаяся маловажной деталь в дальнейшем будет иметь особое значение. Я - помыкавшийся по самым невообразимым местам - был уже довольно опытным коммунальным жителем, поэтому защищался от клопов испытанным способом: ножки моей койки стояли в четырех жестяных банках из-под тушенки, в которые до половины была налита вода. Но лагерные клопы оказывались хитрее. Если им не удавались лобовые атаки из матрасов, фланговые вылазки со стен и обходные маневры по полу, то они применяли тактику воздушных десантов: выползали на потолок и оттуда лихо пикировали на свои жертвы! 3а это удивительное свойство летающие клопы прозывались у нас "юнкерсами". Вообще-то говоря, я был уже "перестарком", и в пионерский лагерь - учитывая усиленные просьбы работающей в две смены матери - попал, как говорится, на пределе возможного. Я перешел в восьмой класс, и осенью мне должно было исполниться пятнадцать лет. Я не выглядел особенным акселератом, - в то время этого овитаминизированного понятия еще попросту не существовало! Но тем не менее, я выделялся, конечно, и ростом, и развитием среди мелкопородной пионерской мелюзги преимущественно десяти-двенадцатилетнего возраста. Официально у меня была не вполне понятная мне полузаконная должность с длинным названием: "помощник старшего пионервожатого по культурной и проводил с малышами зарядку, учил их плавать и оформлял стенды в пионерском уголке, - денег мне никаких не платили, и жил я не отдельно, с другими пионервожатыми, а вместе с одним из отрядов в общем корпусе на тридцать коек. Теперь самое время сказать о Глаше-поварихе. Точнее, она была не поварихой, а подсобницей на кухне. Настоящая повариха - необъятных, как и полагается, размеров - тетя Клаша скрывалась в загадочных глубинах нашего котлопункта и на белый свет появлялась редко, чаще всего - к вечеру, после отбоя. А Глаша - полное имя ее было Глафира - досталась нам, так сказать, в наследство. За что уж она угодила в тот, не наш, лагерь - одному богу известно. Теперь-то она была так называемая расконвоированная, то есть, ей оставалось отбыть совсем немного до конца своего срока, но за хорошее поведение она могла жить уже не в зоне и без вооруженной охраны, работая почти что на вольных хлебах. В данном случае это выражение можно считать буквальным... Ей было лет двадцать с небольшим, и на пионерских харчах она быстро округлилась, налилась жизнерадостным румянцем, стала гладкой, довольной и смешливой. С вечно розовым свежим лицом, на котором едва заметно проступали мелкие веснушки, в галошах на босу ногу, она лихо орудовала ведрами и неподъемными кастрюлями, наполняла водой баки для чая и компота, а во время обедов или ужинов, в белом халате и косынке, с благословенным черпаком в руках, колдовала у окна раздаточной, веселопокрикивая и поторапливая дежурных и наполняя им котелки и миски. После начальницы лагеря - старой и сморщенной, как печеное яблоко, |
|
|