"Владимир Кунин. Привал " - читать интересную книгу автора

районы Польского Поморья, судьба сводила их еще несколько раз. За это время
Зайцев успел получить орден Красного Знамени и внеочередное звание старшего
лейтенанта за участие в одной очень рискованной вылазке, где его обычная
наглость и поразительное везение решили успех дела и оставили его в живых.
Последние шестьдесят дней дивизия полковника Сергеева, где служили
Зайцев и Васильева, была просто-напросто придана Первой армии Войска
Польского и взаимодействовала с польской дивизией генерала Голембовского на
одних и тех же участках, в одном и том же направлении. Анджей Станишевский,
уже в чине капитана, командовал ротой автоматчиков.
Бои шли тяжелые - мгновенные броски, ночные молниеносные передвижения
частей, огромные потери. Поляки и русские буквально валились с ног от
изнеможения. Поэтому Станишевский, хотя и знал, что медсанбат Васильевой
находится где-то совсем рядом, так и не сумел ее повидать за эти последние
два месяца...
Тридцатого марта 1945 года на Рыночной площади маленького польского
городка шел торжественный молебен. Службу вел бывший командир минометной
роты, ныне капеллан пехотной дивизии Первой армии Войска Польского майор
Якуб Бжезиньский, облаченный в одежды католического ксендза.
Перед ним, в строгом строю, с обнаженными головами, стояла дивизия
Голембовского вместе со своим сорокалетним генералом и замполитом -
подполковником Юзефом Андрушкевичем, двадцати восьми лет от роду.
За спинами польского воинства толпились несколько сотен местных
жителей. Из окон домов и с балконов свисали красно-белые польские флаги. По
улочкам, прилегающим к площади, на звучный напевный голос военного ксендза
стекался народ. Женщины плакали.
В кузове "студебекера" с откинутыми бортами стоял походный алтарь. Чуть
впереди, почти у самого края кузовной площадки, перед микрофоном "мощной
говорящей установки", которая утром на вокзале заставила немцев сложить
оружие, стоял капеллан Куба Бжезиньский и срывающимся от волнения голосом, в
котором не было ни малейшего наигрыша, говорил о том, что если всегда за все
справедливые свершения обычно люди благодарили Бога, то сегодня Господь Бог
сам приносит благодарность своим верующим за долгожданное освобождение и
возвращение исконно польских земель своему государству, своему народу... Нет
предела Божьей скорби о павших в боях, нет большего желания у Бога, чем
желание помочь страждущим и исцелить раненых, нет большего счастья у
Всевышнего, когда со своих заоблачных высот он видит поистине братский союз
двух народов - России и Польши! Ибо только в таком единении можно прийти к
окончательной победе и восстановить мир на земле!
В уважительном молчании стояли несколько смущенные русские, вслушиваясь
в голос капеллана, пытались понять, хотя бы по знакомым славянским
созвучиям, о чем говорит этот военный священник, у которого из-под
католического облачения откровенно выглядывали армейские яловые сапоги.
Из переулка на малом ходу, негромко урча двигателем, на площадь
выкатилось самоходное орудие СУ-76. На пушке у него висел огромный венок из
елового лапника, а по борту было написано большими белыми буквами: "Иван
Лагутин". По всей вероятности, самоходка хотела пересечь плошадь и двигаться
дальше по каким-то своим самоходным делам. Но от группы советских солдат и
офицеров неторопливо отделился огромный толстый пожилой медсанбатовский
старшина Степан Невинный и пошел навстречу бронированному чудовищу.
Люк механика-водителя был открыт. Оттуда выглядывала любопытная