"Александр Куприн. Как я был актером" - читать интересную книгу автора

центурионом и еще двумя чьими-то рабами. В пятом - домоуправителем и новым
рабом. Наконец я был Тигеллином и в заключение безгласным воином, который
повелительным жестом указывает Мерции и Марку дорогу на арену, на съедение
львам.
Даже простак Акименко потрепал меня по плечу и сказал благодушно:
- Черт вас возьми! Вы какой-то трансформист.
Но мне дорого стоила эта похвала. Я едва держался на ногах от
усталости.
Спектакль окончился. Сторож тушил лампы. Я ходил по сцене в ожидании,
когда последние актеры разгримируются и мне можно будет лечь на мой старый
театральный диван. Я также мечтал о том куске жареной Спектакль окончился.
Сторож тушил лампы. Я ходил по сцене в ожидании, когда последние актеры
разгримируются и мне можно будет лечь на мой старый театральный диван. Я
также мечтал о том куске жареной трактирной печенки, который висел у меня в
уголке между бутафорской комнатой и общей уборной. (С тех пор как у меня
однажды крысы утащили свиное сало, я стал съестное подвешивать на
веревочку.) Вдруг я услышал сзади себя голос:
- До свиданья, Васильев.
Я обернулся. Андросова стояла с протянутой рукой. Ее прелестное лицо
было утомлено.
Надо сказать, что изо всей труппы только она, не считая маленьких,
Духовского и Нелюбова-Ольгина, подавала мне руку (остальные гнушались). И я
даже до сих пор помню ее пожатие: открытое, нежное, крепкое - настоящее
женственное и товарищеское пожатие.
Я взял ее руку. Она внимательно посмотрела на меня и сказала:
- Послушайте, вы не больны? У вас плохой вид. - И добавила тише: -
Может быть, вам нужны деньги?.. а?.. взаймы...
- О нет, нет, благодарю вас! - перебил я искренно. И вдруг, повинуясь
безотчетному воспоминанию только что пережитого восторга, я воскликнул
пылко: - Как вы были прекрасны сегодня!
Должно быть, комплимент по искренности был не из обычных. Она
покраснела от удовольствия, опустила глаза и легко рассмеялась.
- Я рада, что доставила вам удовольствие.
Я почтительно поцеловал ее руку. Но тут как раз женский голос крикнул
снизу: .
- Андросова! Где вы там? Идите, вас ждут ужинать.
- До свиданья, Васильев, - сказала она просто и ласково, потом покачала
головой и, уже уходя, чуть слышно произнесла: - Ах, бедный вы, бедный...
Нет, я себя вовсе не чувствовал бедным в эту минуту. Но мне казалось,
что, если бы она на прощанье коснулась губами моего лба, я бы умер от
счастья!


X


Скоро я пригляделся ко всей труппе. Признаюсь, я и до моего невольного
актерства никогда не был высокого мнения о провинциальной сцене. Но
благодаря Островскому в моем воображении все-таки засели грубые по
внешности, но нежные и широкие в душе Несчастливцевы, шутоватые, но