"Андрей Кураев. Второе пришествие апокрифов " - читать интересную книгу автора

на человека на срок или навсегда мстительным колдуном. Сами больные,
разделяя то же убеждение, выкрикивают во время припадков имена своих врагов,
подозреваемых в наслании болезни, и обвиняют их в этом мнимом
преступлении"[60] .
И даже прямое противодействие церковных проповедников этому верованию
перетолковывалось в его же пользу. Так, когда в ХIХ столетии священник
попытался разъяснить крестьянам, что подозреваемая ими женщина никак не
виновата в "порче", то есть в том, что в деревне развелось множество
истеричек-кликуш, крестьяне решили, что колдунья испортила и батюшку,
который однажды зашел к ней в хату и пил у нее чай. "Пошли разные толки и
рассказы о том, будто бы во время службы батюшка забывает выходить с дарами,
не может вынести креста, так как он сам "спорчен". Все это оказалось игрой
воображения, лишенного всякого основания, и показывает, какой высокой
степени нервного возбуждения достигло все население, едва не впавшее в
массовые галлюцинации"[61] .
Знаменитый исследователь русского языка и народной культуры В. Даль с
горечью пишет о том же суеверии: "Нигде не услышите Вы столько о порче как
на Севере нашем... Болезнь эта передается от одной бабы к другим, потому что
им завидно смотреть на подобострастное участие и сожаление народа,
окружающее кликушу, и нередко снабжающих ее из сострадания деньгами...
Покуда на селе только одна кликуша, можно смолчать, потому что это бывает
баба с падучей болезнью, но как скоро появится другая и третья, то
необходимо собрать их всех вместе в субботу перед праздником и высечь
розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как
рукой снимет"[62] .
Официальное и церковное отношение к этим повериям было двояким.
Безусловно, чародейство считалось грехом. Но признавалась ли действенность
этих чар?
С одной стороны, даже в крестоцеловальных записях на верность царю
Борису Годунову содержалось обещание "государю, царице и их детям зелья
лихаго и коренья не давати и не испортити, да и людей своих с ведовством да
со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати и их, государей, на следу
всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого
лиха не посылати и следу не выимати"[63] . Воеводу князя Михаила
Воротынского обвиняли в связи с ведьмами. Когда связанного князя привели к
Ивану Грозному, царь спросил его: "Се на тя свидетельствует слуга твой, иже
мя еси хотел очаровать и добывал еси на меня баб шепчущих". - "Не научихся,
царь, - отвечал знаменитый воин, - и не навыкох от прародителей своих
чаровать и в бесовство верить, но Бога единого хвалити"[64] .
С другой стороны, церковные кары для чародеев были слишком мягки. За те
грехи, за которые в Европе в те века сжигали, на Руси лишь налагали
епитимьи. По наблюдению историка, "к великой чести нашего духовенства надо
сказать, что у него колдуны отделывались куда дешевле, чем у западного. В
том самом XVI веке, когда в Европе пылали костры, на которых горели живьем
сотни ведьм, наши пастыри заставляли своих грешников только бить покаянные
поклоны... Для наших патриархов, митрополитов и прочих представителей
высшего духовенства ведун, ведьма были люди заблуждающиеся, суеверы, которых
надлежало вразумить и склонить к покаянию, а для западноевропейского папы,
прелата, епископа они были прямо адовым исчадием, которое подлежало
истреблению"[65] . Обращает на себя внимание мягкость этих епитимий. Так, в