"Павел Григорьевич Курлов. Гибель Императорской России " - читать интересную книгу автора

только оцепили часть демонстрантов, во главе которых были зачинщики
манифестации, и направили задержанных в тюрьму. Я тотчас же подъехал в
тюремный замок и объявил доставленным туда манифестантам, что арестовываю их
на основании изданного мной обязательного постановления о воспрещении
всякого рода уличных сборищ и сопротивления полиции и войскам. Большинство
задержанных принадлежало к революционной партии "бунда". При возвращении
домой я видел, что на улицах было полное спокойствие, и в душе порадовался,
что день этот прошел сравнительно благополучно. Дома меня ждала экстренная
работа, так как только что перед тем была получена телеграмма о частичной
мобилизации.
Мой кабинет был расположен в первом этаже. В приемной, рядом с ним,
собрались вызванные мной для срочной работы чиновники, а в подъезде было
несколько человек драгун. Не успел я сесть за свой письменный стол, как
раздался взрыв - зазвенели стекла и в доме потухло электричество. Впотьмах я
бросился по внутренней лестнице наверх, чтобы успокоить мою жену. Она и
прислуга встретили меня с зажженными свечами, и мы все вместе по главной
лестнице спустились на первый этаж. Освещенное нами помещение подъезда и
приемной комнаты представляло ужасную картину: на полу лежали стонавшие от
ран городовые, драгуны и чиновники. К счастью, убитых не было, но ранения
были очень тяжелые. Взрывом разбило на мелкие части окна в приемной,
подъезде и расположенной над приемной во втором этаже гостиной. Этими
осколками и были изранены находившиеся в этих помещениях лица, причем у
одного драгуна было извлечено в больнице 28 мелких кусков стекла. В моем
кабинете окна уцелели и только лопнуло одно стекло. Перед домом была найдена
окровавленная шапочка велосипедиста, который, очевидно, и бросил эту бомбу.
Виновный разыскан не был.
Дальнейшая жизнь в Минске протекала довольно спокойно, хотя частичные
забастовки на политической почве и продолжались. Находившиеся в Минске
кавалерийские части были заменены второочередным полком казаков Кубанского
войска. По прибытии полка в город я пригласил однажды всех казачьих офицеров
к обеду. Когда мы садились за стол, я обратил внимание на один пустой прибор
и сделал замечание прислуге. Услышав это, командующий полком войсковой
старшина сказал мне, что тут - их вина, так как к обеду не явился внезапно
заболевший полковой адъютант. Я выразил сожаление и затем забыл об этом
инциденте. На следующее утро полицеймейстер доложил мне при рапорте, что
казачий офицер, о болезни которого накануне был разговор, ночью скончался, и
вынос тела для погребения из военного госпиталя назначен в 4 часа дня.
Несмотря на неурочность времени похорон, я не расспрашивал полицеймейстера о
ее причинах, так как при рапорте обсуждались серьезные вопросы, и только
сказал, что буду присутствовать при погребении. Когда в 4 часа я подъехал к
военному госпиталю, то у здания стояла в конном строю полусотня казаков с
хором трубачей, а у подъезда собрались командующий полком и все офицеры. На
мой вопрос, где находилось тело покойного, мне указали на расположенный
рядом с главным зданием одноэтажный деревянный барак. Я стал подниматься по
ступенькам крыльца барака, как полицеймейстер, быстро подойдя ко мне, просил
внутрь не входить, так как офицер умер от сыпного тифа. Я возразил, что об
этом нужно было доложить своевременно, а что в настоящую минуту я сыпного
тифа не испугаюсь и буду присутствовать при отпевании. Моему примеру
последовали все офицеры, и мы подошли к запаянному металлическому гробу.
После краткой литии гроб был поставлен на катафалк, и процессия направилась