"Николай Курочкин. Смерть экзистенциалиста" - читать интересную книгу автора

какого-то средней величины млекопитающего. А у стремящегося в Чегдомын
краснолицего мужичка в стеганке и подвернутых болотных сапогах - тяжелый
ящичек с красным трилистником на желтом круге и бодрящей надписью:
"Осторожно, радиоактивность!". Соседи ежатся и потихоньку отодвигаются, а
мужичок многословно и не очень убежденно их успокаивает.
Верхний зал - тысяча двести модерных кресел на необъятной
бетонно-мозаичной плите, отделение связи, два буфета и комната матери и
ребенка - всегда переполнен. Когда сумерки за стеклянной стеной сгущаются,
зал как бы сжимается, становится ниже и уже, уютнее и еще теснее, чем днем.
И от этого слышнее становится жужжание этого зала - негромкий, но очень
высокого напряжения гул.
В непогоду население зала быстро растет. А уж если вылеты откладываются
одновременно на нескольких направлениях, становится заметно, что у невезучих
есть своя иерархия. Одни спят, сидя в креслах или лежа на широких низких
подоконниках. Эти еще - из невезучих, разумеется, - везучие. Подлинно
невезучие клюют носом, скорчившись на ледяных, чреватых радикулитом и
жестких лестничных ступенях, или дремлют стоя, опершись локтем на барьер
закрытой на ночь почты. Самые же невезучие ходят, ходят и ходят, с черной
завистью разглядывая спящих в креслах и с белой - тех, кто все же улетает.
Особую категорию составляют презирающие условности авиабедуины. Они,
подстелив газеты, растягиваются прямо на полу, соорудив подушку из портфеля
и штиблет, обернутых другой газетой.
В полшестого уборщицы включают свои машины, по виду похожие на черепах,
а на слух - на пилорамы. Спящие просыпаются.
...Один из везучих невезучих встал, потянулся, хрустя косточками, сонно
улыбнулся солнышку, показавшемуся за летным полем, и побрел в туалет
умываться.
На свежеполитом асфальте еще не стояли такси. Было тихо, чисто и
прохладно. Саломатин вздрогнул, пробормотал: "Страна утренней свежести, черт
бы ее взял!" - и лениво пошел по привокзальной площади, огибая тень
ресторана "Аквариум". Радио зашипело, заквохтало и объявило, что рейсы
Хабаровск- Иркутск и Хабаровск- Магдагачи- Алдан откладываются до трех
Москвы в связи с метеоусловиями трассы. Саломатин обреченно махнул рукой и
зашагал к городу.
В тот вечер, когда румяный сержант милиции выпер Саломатина из
железнодорожного вокзала, он вышел на улицу Карла Маркса и, чтоб как-то
дождаться утра, пошел в сторону аэропорта. Пока дошел - все же тринадцать
километров - устал и, отыскав в зале ожидания свободное кресло, тут же
заснул. Разбудил его плач младенца рядом. Продрав глаза, Владимир увидел,
что в проходах стоят и ходят люди, жадно следящие за креслами. Видимо,
несколько рейсов задержали. Он подумал, что теперь заснуть будет труднее,
попросил мамашу визгливого младенца постеречь место и спустился к газетному
прилавку. Наличности оставалось меньше рубля, терять нечего - и он купил
английскую "Морнинг стар". Прочтя все, что осилил, Саломатин накрыл лицо
газетой, чтобы легче заснуть, но плаксивый ребенок мешал. Благодаря младенцу
он и услышал очень важный и полезный для него разговор.
- А этого будить? Без вещей, куда он летит? А, товарищ лейтенант?
Разбудить?
- Не нужно. Пусть спит, не тревожь человека. Бич английскую газету
читать не станет.