"Олег Курылев. Убить фюрера " - читать интересную книгу автора

быстро вышел на улицу. Там Савва лихо запрыгнул в одну из ожидавших у
ипподрома пролеток и велел ехать в город.

"Баронесса фон Либенфельс, - вспомнил он уже дома имя владелицы серого
рысака. - Уж не родственница ли это Ланца фон Либенфельса, известного
австрийского ариософа и пангерманиста, создателя ордена новых тамплиеров?"
По пути домой он накупил всяких продуктов, включая колбасу, отличные
сушеные фрукты, конфеты, кофе и бутылку французского вина, и теперь мечтал,
сидя на своем диване.
"Завтра же переговорю с хозяйкой на предмет столования. Не хватало тут
еще язву заработать. Медицина-то не та, Савва Викторович: хирургия
допотопная, антибиотики изобретут лет через тридцать, икс-лучи только-только
открыли, но медицинских рентген-кабинетов наверняка еще нет и в помине..."
Деньги он сложил в саквояж и запер в шкаф. Увидав на полу скомканную
газету - ту, что подобрал на ипподроме, - поднял ее, разгладил и, усевшись
на диван, стал просматривать.
Это была "Берлинер тагеблатт". Начав, как обычно, с конца, Каратаев
через некоторое время наткнулся на ту самую заметку о проигрыше Овчинникова.
Сомнений не было - верстку этой страницы он хорошо запомнил на экране
монитора. Только там она была желтого цвета, в коричневых пятнах, с
неровными от ветхости краями. "Интересно", - подумал Савва и снова пробежал
по тексту заметки глазами.
"...Как и накануне, игра господина Овчинникова была в центре внимания.
Стопки золотых стофранковиков то перемещались в сторону невозмутимого
крупье, то возвращались к их первоначальному владельцу. Магнетизм этого
движения настолько сковал взгляды зевак, что проигрыш остальных участников
не вызывал у них уже никакой реакции. Так, рискованная ставка в двести
талеров на стрейт, сделанная неким молодым человеком, которая в другой
обстановке никак не могла бы остаться без внимания, оказалась совершенно не
замеченной..."
"Так это же обо мне! - оторопел от неожиданности Каратаев. - Ну точно,
обо мне. Он только преувеличил размер ставки". Текст заметки Савва знал
почти наизусть и точно помнил, что в исходном, так сказать, историческом его
варианте никаких упоминаний о двухстах проигранных талерах не было. "Что ж,
начинаю оставлять следы, - подумал он, еще не зная, как отнестись к данному
факту. - Без году неделя, а уже попал в газету. Надеюсь, на ипподроме такого
не случилось".
В это самое время в дверь его комнаты постучали.
- Не заперто!
- К вам пришли, господин Флейтер. - Младшая дочь хозяйки квартиры,
миловидная, но несколько пухлая Хельга, просунула свое розовощекое лицо в
приоткрытую Щель.
- Ко мне?
Каратаев мгновенно забыл о газете и своем следе в истории. Кто здесь
мог к нему прийти? Он лихорадочно стал припоминать всех своих берлинских
знакомых, но кроме пары соседей, с которыми при встрече здоровался, да
продавщицы из соседнего магазина не смог припомнить больше ни единой души.
За шесть проведенных в Берлине дней он, конечно, со многими вступал в
короткие уличные разговоры типа "простите... не подскажете...", но
сознательно ни с кем старался не знакомиться. Неужели это из полиции или