"Пауль Аугустович Куусберг. Одна ночь (2 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

представить себе не мот, что, будучи ученым, заговорит о принципах
материальной заинтересованности, не освободившись при этом от боязни, что
материальная заинтересованность возродит частнособственнические инстинкты и
культ вещей. Тогда он уже начнет понимать, что труднее всего преобразить
сознание человека; порой его даже начнет охватывать страх, и он станет
мучиться пессимистическими мыслями. Втайне, про себя, о своих сомнениях он
никому не скажет, с годами будет все более недоверчивым. К тому времени он
уже успокоится и не полезет по всякому поводу в словесные баталии, но иногда
в минуты раздумий начнет жалеть об утрате своего запальчивого задора. У
того, кто хочет изменить мир, должна быть твердая вера, и Койт однажды
спросит себя: неужели вера у него ослабела или убавилось желание
преобразовать мир? Он не сможет ответить на подобные вопросы и порадуется
тому малому, что сохранилось от молодости, - стремлению критически
осмысливать собственные поступки. В своих приговорах себе и другим он будет
уже терпимее и пожалеет об этом. Ему хотелось бы остаться таким же
бескомпромиссным, как раньше, и порой его будет охватывать грусть, что
времена изменились, да и он сам изменился. В 1969 году Валгепеа, которого
Койт с прежней запальчивостью обвинит в том, что он прислужничает
проникающему из потребительского общества культу вещей, сразит его
заявлением, что человек прежде должен стать обладателем вещей, а пока он им
не стал, то и не сможет освободиться от страсти приобретательства. Новый
человек не родится на основе бедности и нищеты, а возникает на основе
достатка. К изобилию мы лишь приближаемся, и когда однажды придем к нему,
тогда и посмотрим, что делать дальше. "Развитие происходит через отрицание
отрицания, не забывай этого, философ". Именно так в будущем станет
выговаривать Койту Валгепеа.
Но в ту снежную ночь Койту не давал покоя Валгепеа, вернее,
его
заплечный мешок. Койт думал и рассуждал, философствовал и мечтал - все это
вперемежку.
Его больно задевало, когда он замечал у своих единомышленников
жадность, угодничество, стремление что-то урвать для себя, занять лучшие
позиции, сделать, карьеру, подсидеть и проявить другие человеческие пороки,
низость и алчность. Сам он старался быть выше этого. Не всегда это ему
удавалось, но у него хватало честности и смелости критически оценивать свои
поступки. Две велосипедные камеры до сих пор терзали его душу. Когда Маркус
и Сярг язвили тех, кто на борту ледокола "Суур Тылль" ни с того ни с сего
обретал двойные габариты, - а делали они это частенько, - Кой-ту казалось,
что смеются над ним. Он не мог подхихикивать им: во-первых, при плохой игре
чертовски трудно делать хорошую мину, а во-вторых, коммунист и не смеет так
поступить. Койта не столько тревожили трудности, которые им пришлось
претерпеть. Голод он переносил хорошо и высыпался на жесткой постели, не
пугала его и долгая дорога, худое тело егр оказалось на зависть выносливым.
После прибытия в Ленинград исчезло и чувство опасности, которое в последние
таллинские дни, и особенно на море, невольно закрадывалось в душу.
Мгновенное исчезновение миноносца под водой породило страх, еще больше он
испугался, когда следил за миной, рожки которой отчетливо виднелись в
волнах. В Ленинграде он почему-то больше не боялся, хотя немцы подступили и
к этому городу. Доказывая в спорах с Сяргом, что немцы никогда не завладеют
колыбелью -революции, он верил своим словам, и в победе Койт был твердо