"Олег Куваев. Через триста лет после радуги" - читать интересную книгу автора

берегу. Витя Ципер стоял в открытой дверце и смотрел на кильватерный след
поплавков. Когда в пенных бурунах появилась первая муть, он крикнул команду,
и Гриша Камнев сработал реверсом, осадив самолет, как коня. Подняв голенища
сапог чуть не к подбородку, мы долго брели мелководьем на берег. Над нами
летали чайки мартыны, обожающие такие места. Но обычно чайки мартыны бывают
наглы и крикливы, а здесь вели себя безучастно. Потом мы опять брели к
самолету, выдирая сапоги из засасывающего грунта, и безучастные чайки снова
летали над нами. Мы прямо-таки с удовольствием захлопнули дверцу, чтоб
скорее удрать от этой безнадеги к привычным и тихим тундровым озерам. В реве
мотора самолет разбегался в пространстве губы на пяти ее километрах. Вдруг
все мы полетели с металлических кресел на пол и заплясали в растяжках
приборы. Мотор взвыл, самолет еще рванулся вперед, и мы застряли прочно,
если не окончательно.
Состоялся осмотр, совет, и всплыло слово "редан", которое много раз
пришлось повторить в тот день с разными добавлениями. Поплавки
гидросамолетов, как торпедные катера, имеют на днище реданы, и сейчас те
реданы плотно сидели в грунте, заклиненные тысячью лошадиных сил.
Авария! Потом уже мы уяснили себе ее механизм. Конечно, Гриша Камнев не
мог предвидеть отмель в центре губы, но он с профессиональным инстинктом
осторожно разгонял самолет. Когда сквозь мерцающий диск винта вдруг
вынырнула под носом желтая рябь мелководья, он кинул руку, чтобы сбросить
газ, одновременно отвернув самолет в сторону, и потом переключить реверс. Он
принимал три решения сразу, и потому второй пилот на долю секунды опередил
его, ибо у второго от страха решение было одно: проскочить на авось. От
страха он даже не мог оценить ширину отмели, такую не проскочишь на мощности
мотора. Но все-таки он врубил газ, опередив командира, и Камнев не успел ему
помешать, спастись.
Второй пилот, видимо, поторопился причислить себя к летной элите, в
действительности же был он ничем, даже хуже, ибо, не научившись еще быть
вторым, он мнил себя замечательным командиром. Ему явно не хватало более
тесного общения с Мельпоменой.
Стоически спокойный Гриша Камнев долго и методично флюгировал винт,
щелкая переключателем реверса, чтобы сдвинуть машину вперед иль назад.
- Мне бы ветер под плоскости, - сказал он через час, - я б ее снял
тогда.
Но на всей планете стоял вроде бы мертвый штиль, я нам оставалось
только разгрузить самолет от себя, попрыгав во взбаламученную винтом и
реданами воду.
Радировать на аэродром о катастрофе мы не могли, ибо с месяц назад
командир наш потерпел аварию с глупым грузом кирпича на борту на мутной и
быстрой реке Индигирке. Самого его извлекли через фортку кабины. Летные
права командира висели сейчас на волоске. Бортмеханик же Витя Ципер носил
тяжкую славу аварийщика и сейчас чуть не выл от отчаяния. Он уверял, что
самолеты с ним на борту могут гореть, тонуть, разбиваться на посадке и
взлете. Репутация эта сложилась без его вины, но носить аварийное бремя в
суеверном летчицком мире от этого было не легче.
Витя Ципер, как дьявол, прыгал в воде вокруг самолета и тыкал лопатой
под гнусные реданы. Отмель же имела, как выяснилось, метров сто в ширину, и
от каждого берега самолет отделяло два с половиной километра приглубой воды.
В конце концов, Витя в одиночку принялся откапывать самолет, а нам приказал