"Олег Куваев. Весенняя охота на гусей" - читать интересную книгу автора

лагеря отнеслась с интересом к столь молодому, но уже серьезному,
многообещающему пареньку. Дело с убийствами, за которое он попал, здесь
знали, истинную же роль Федора разъяснить никто не мог, ибо обаятельные дяди
были приговорены к высшей мере наказания.
Через три года группа отпетых уголовников решила устроить побег.
Предложили войти в компанию и Федору. Побег кончился неудачей, Федору
прибавили срок. Вот тогда-то и созрела у него идея: удрать во что бы то ни
стало. Один раз его поймали через месяц, три раза план раскрывали в самый
решающий момент. Каждый раз он получал новую добавку. Амнистии проходили
мимо него, ибо он уже приобрел славу рецидивиста. Весь лагерный мир с
интересом следил за единоборством Федора с начальством, ибо для Федора это
была игра в кошки-мышки со смертью. Любой конвойный мог да и обязан был
влепить ему пулю в затылок при какой-нибудь очередной попытке. Шел год за
годом, Федор давно уже считался настоящим уголовником "в законе", и его
относили к заправилам внутренней лагерной жизни, хотя он никогда не
участвовал в подлостях, которые творила воровская верхушка над беззащитной
"серятиной", но и никогда не преступал пресловутого воровского кодекса
чести. Его неоднократно переводили из лагеря в лагерь, и лагерное начальство
тоже относилось с определенным уважением к нему, ибо этот большеголовый
мрачный заключенный предпочитал честную борьбу, предупредив, что все равно
сбежит.
Шел семнадцатый год его жизни за колючей проволокой, с маниакальным
упорством Федор готовил очередной побег, и вдруг его энергия растворилась в
пустоте: он получил амнистию. Какая умная голова ему ворожила, он не знал,
ибо ни одного родственника в живых на воле уже не было. Амнистия Федора
ошеломила, ибо он потерял почву под ногами. Исчез смысл жизни.
В бессонную последнюю ночь он действительно впервые подумал, что на
четвертом десятке жизни ничего о ней не знает. Он насмотрелся такого, что
хватит на десять жизней, и не знает о жизни ничего. Он приобрел специальное
знание людей и в то же время боялся людей с воли, этих безукоризненных
белоснежных почитателей законов, для спокойствия которых Федор семнадцать
лет сидел за колючкой. Он был угрюм и за угрюмостью скрывал болезненное
самолюбие. Больше всего он боялся, что в первом же учреждении, куда придет
устраиваться на работу, ему швырнут в лицо документы и скажут презрительное
"зек".
Перед освобождением начальник колонии вызвал его и спросил:
- Опять ко мне попадешь?
- Нет, - сказал Федор. - Хочу посмотреть другое.
- Верю, - сказал начальник. - Тебе верю.
С Севера Федор решил не уезжать, а просто пока где-либо в тишине
присмотреться, понять свое место в этом новом мире. Так Федор очутился в
промысловой избушке Глухого.
До того как появился Оспатый Федор, Глухой жил один. Он родился на
Колыме в семье промысловика, потомка древних казаков, был мал ростом,
сухощав и имел изрядную примесь якутской и чукотской крови. Работа
промысловика по сути своей является творчеством. Глухой был плохим
промысловиком, как, допустим, бывает незадачливым радиотехник или
водопроводный слесарь. Возможно, повлияло то, что еще в детстве он не смог
справиться с озверевшей упряжкой и на полном ходу врезался в дерево, после
чего оглох полностью на одно ухо. Глухой относился к людям как к людям, а к