"Олег Куваев. К вам и сразу обратно" - читать интересную книгу автора

океанские корабли тяжко и в то же время невесомо отваливали от причалов. И
все сменялись смеющиеся лица.
А посреди этого пульсирующего мира притаилось замерзшее озеро с
маленькой избушкой на берегу. В избушке той на грязных нарах сидел
сгорбленный человек, и кровь стекала у него с руки на пол.
...Он вспомнил вдруг один момент своей жизни, давно и тщательно
похороненный в памяти. Тогда он очень любил себя. Было такое забалдение. Он
хотел стать человеком-символом. Тщеславие гнало его дальше. Он не хотел
прославиться в какой-то узкой области. Он хотел быть вообще. Великий Человек
Вообще. Обаяние, ум, красота и фейерверк сверкающих дел, за какое бы он ни
схватился. Он даже знал, как он должен выглядеть внешне. Загорелый,
белозубый, да-да, тонкий юмор. Ах, пошляк. Вылечила его от этой глупости
армия, куда он попал вовремя. Вовремя взял его в оборот старшина Семененко и
на простых жизненных примерах научил уважать тех, кто в казарме, заставил
забыть свой сверкающий лик. Так что же в итоге? В итоге "гордое
одиночество", как с неподражаемым хохлацким акцентом говорил старшина
Семененко. Так чему научили тебя прошедшие после армии годы, кроме профессии
журналиста и рыбака? Или слова "на ошибках учимся" не более как утешительное
бормотание у постели смертельно больного? Досада, досада! Нет Великих Людей
Вообще. "Мне плевать, что ты гордый, - говорил старшина Семененко. - Ты
выскреби пол в казарме, чтобы в нем потолок отражался, ты вычисти с любовью,
извиняюсь, сортир, и я буду тебя уважать. Без этого я тебя уважать не
буду..."
Андрей стремительно встал со скамьи. Торопливо заходил по избе, но
потом тундровая привычка серьезно и детально собираться в любую дорогу
пересилила, и он достал рюкзак, положил в него последнюю буханку хлеба,
несколько коробков спичек, пачку чая и соли, папиросы, кусок оленины, сходил
в ледник и принес трех крупных, килограммов по пять, копченых гольцов.
Сверху засунул кружку, котелок и оленьи торбаса. На лямки рюкзака привязал
большую оленью шкуру. В тундре, как в море, собираешься на день, готовь
запас на неделю. После последнего ненастья должна продержаться несколько
дней хорошая погода, но кто его знает.
Почуяв сборы, прибежал Валет, подцепил лапой дверь и удивленно
уставился на хозяина. Куда это ты собираешься, на улице уже темно?
- А тут почти всегда темно, - сказал Андрей. - Десять месяцев зима,
остальное лето. Так и сидеть прикажешь, ждать, когда рассветет? Можешь
оставаться, а я пойду.
Валет обиженно взвизгнул.
- Тогда тоже собирайся, да побыстрее.
Валет убежал и через пять минут принес заснеженную, наполовину
обглоданную лопатку.
- В лодку тащи, - приказал Андрей, снял со стены ружье, проверил
патроны в патронташе и пошел за Валетом к резиновой лодке, ухватив левой
рукой рюкзак.
Спихнув лодку на воду, он вернулся в избу, погасил свет, привалил к
двери толстый обрубок лиственницы.
- Прощай, немытые пенаты.
Резиновая лодка скользила вдоль берега. Андрей в двух местах срезал по
диаметру глубокие полукруглые заливы и подплыл к вытекавшей из озера речушке
как раз, когда на небо выкатилась луна. Лодка скользнула в речушку, течение