"Павел Кузьменко. Мундиаль ("Миры", 1993, N 1)" - читать интересную книгу автора

святой Райнис вознесся живым в небо.
М.Урицкий. "Воспоминания о революции"

Но что же это было? В сумраке огненных соблазнов, в блазнящем грохоте
реалий в реальном хаосе моего явления, в потоках памяти порхала яркая
птичка колибри того события? Нет, не колибри а стремительная огромная
птичка диатрима била в висок смертоносным клювом?
Да, это было. И я чувствовал, что со мной. И они все участвовали, жили
и кончались там же. И трещали в разгаре костров средние века. Непорочное
солнце вылуплялось ежеутренне сквозь пленку Адриатики и тухло ежевечерне в
инфернальных изломах Апеннин, за которыми была уж совсем Тоскана.
На берегу белого Адриатического моря безлюдно затаился городок Дубулти.
Только каждый час будил ворон со шпиля церкви Санта Мария делла Романья
звук электричек - на север в Равенну, на юг в Пезаро. Осень меняла
декорации дождя на мокрый снег, то срывала ветхие желтые драпировки с лип,
акаций и вечнозеленых кипарисов.
Взволнуясь отчего-то, море щедро выкидывало на песок золотую
окаменевшую кровь карбона. "Дзинтари!" - восклицали смешные глупые
итальянские дети, подбирали кровинки и пытались их сторговать всем подряд,
не выделяя нас участников Средиземноморского собора пророков и
прорицателей из толпы прочих отдыхающих дам, рыцарей и простолюдинов.
А мы не отдыхали, мы работали и поэтому постоянно ошибались. Когда юные
слуги будили меня звуками горнов, в мою спальню входил порою коллега
Базилио деи Лацци и говорил:
- Ага, Паоло, опять ты промазал. Видишь - солнце встало, а ты вчера
вещал: "Страшный суд, страшный суд".
- Да вот, дал маху. Коньяк вчера был какого-то пессимистического
настою.
Миннезингеры и шуты, поя и кривляясь, созывали на утренний пир. И я шел
в столовую залу по длинным, изукрашенным гобеленами работы самых знатных
дам Эмилии-Романьи, коридорам, по устланным кордовскими коврами лестницам,
а то пользуясь услугами резных кованых позолоченных в богатом убранстве
обоих лифтов. И где бы ни шел и в каком бы состоянии ни был, то неостывшей
от недавнего промелька тенью, то неизлетевшим ароматом узнавал Ее. А вот,
вот улыбнувшаяся всему крещенному миру, а вот, вот заметившей и меня,
боже, нет, одного меня из-под черного локона, сквозь верные очки
серо-зеленый, цвета моей святой хоругви глаз, вот тонкая холеная рука в
злато-серебряном окладе приподнимает для шага край льющегося шелка одежды.
Франческа да Римини, дочь Гвидо да Полента, синьора Равенны, жена
Джанчетто Малатеста, сына Малатеста деи Малатеста да Веруккьо, синьора
Римини, кандидата в коммуну Болоньи от нерушимого блока гвельфов и
гибеллинов.
Бог с ними всеми. Франческа да Римини, жизнь моя и смерть моя - это
было так хорошо, что просто некуда деться...
Впрочем вечер сменился дождем, холодно и склизко сочащимся из
утыканного шпилями неба.
Влекомый инстинктивным поиском тепла, не имеющий даже воротника, чтобы
сиротски поднять его, я пошел на какие-то болотные огни. Это оказалась
знаменитая площадь Мираж, уставленная французскими бомбардировщиками,
хотя, если быть точным, это была знаменитая площадь Пигаль, уставленная