"Павел Кузьменко. Мундиаль ("Миры", 1993, N 1)" - читать интересную книгу автора

Не бойтесь, это сценическое движение, - Борубаев (Кымбатбаев) вынул ножик
из кармана и, размахнувшись, сымитировал удар отцу в живот. Отец упал и
сымитировал смерть.
- Кровь! - закричал кто-то в ужасе.
- Имитация, - захохотали в ответ.
Часа через четыре приехала "скорая помощь" и сымитировала медицинскую
помощь. Старика-отца, очень долго искусно имитировавшего жизнь, отвезли на
эрзац-кладбище.
Как же странен во всех своих достижениях мир - я опустил очи долу. И
откуда они только, эти достижения, берутся? (Я свернул в переулок 18
мучеников). И кому они, кстати эти достижения достаются? (Переулок сам
собой вырос в улицу 180 мучеников). И зачем они, в конце концов...
Запах. Сладкий, тошнотворный, древлеприятный запах отвлек меня от всех
немногих, да и, честно говоря, чуждых мыслей. В этом запахе был блеск,
цвет и то, что не мог преодолеть ни один творец, творя по образу и подобию
Кровожадной Обезьяны - ее кровожадности. Да, это было то, что любят из
своего фрейдовского далека все любители уголовных хроник - чужую
насильственную смерть.
И я, следя за собственными подвигами и муками, любил себя более всего
перед самым концом и в конце.
Улица 180/1800 мучеников автоматически переросла в главную магистраль
периферии - улицу Ленина: цветы, деревья, тени, дома, дома, тени, флаги,
выцветшие под бешеным светилом в цвет дамского белья, нет, в цвет
капитуляции, в цвет дамской капитуляции, движения людей, транспортация и
так хорошо, так мило на перекрестке Ленина и Путовского поперек дороги
стояло жвачное домашнее животное - троллейбус. Между его пружинящими
рогами была искусно украшенная двумя петлями причитающаяся рогам веревка.
В каждой петле висело по еще живому человеку. Рога раскачивались очень
занятно, не совпадая в такте, тела агонизировали долго, со всеми
нелитературными подробностями - то есть чернеющая внизу толпа, лучше
сказать, коллектив единомышленников получал массу удовольствий.
Да, те двое что висели, были не просто случайные гости на временном
празднике жизни до жизни вечной, они были у праздника сивухой и похмельем,
они были виноваты от рождения, они кажется, были какой-то не той
национальности. Я протянул к ним руки, надеясь остановить эти качели
убийства.
- Сгинь, нечестивец! - прокляла меня толпа как коллектив
единомышленников.
И мне в ладонь хлынула кровь из горла уже покойника. А с ладони...



Артоболевский глубоко вздохнул, сдерживая
икоту, и сразу почувствовал - мизер с двумя
дырками.
В.Лобов. "Океан без границ"

С ладони Адриатики в небо хлынула кровавая блямба солнца. Все было
ясно.
Кому как не нам, поднаторевшим в судьбе профессионалам, было очевидно