"Павел Кузьменко. Мундиаль ("Миры", 1993, N 1)" - читать интересную книгу автора

А толпа генералов, академиков, балерин и фарисеев гряла дальше, паки и
паки создавая аварийную ситуацию. "Я господь ваш!" - кричала охрипшая
глотка. И толпа подхватывала: "Ура!" "Не убий!" - "Ура!" "Не
лжесвидетельствуй!" - "Ура!".
А я, всеми покинутый, подставил лицо прозрачному, теплому, недоступному
небу, которое всегда так умиротворяло меня. "Город, город, - тихонько
шептал я городу, - как скудно твое богатство вообще, как убоги твои
желания вообще. Город, знаешь когда ты исчезнешь вообще? Когда все твои
жители, сговорившись, разом смежат свои веки".



Далекий крик совы,
и след сандалии,
и крылья бабочки,
короче:
все подряд.
Нарукхито Хирономия. "После дождя"

И посреди времени на неизвестном витке Земли тогда в XIII веке на
западном берегу Адриатики я размежил веки и увидел так близко, так близко,
что хотелось тут же их смежить обратно и ощущать ее кожей, дыханием,
открытой настежь слизистой оболочкой сердца. Франческа да Римини спала и
видела вещий сон о мире, где соловьи пророчили с высоковольтных проводов,
где млеко и мед текли в целлофановой упаковке берегов, где небесный
воитель и миротворец Михаил командовал войсками ООН. И в том странном
вымечтанном мире она, нежная и хрупкая песня, серебряный аккорд,
сорвавшийся с виолы, Франческа принадлежала тому, кого любила, и полностью
удовлетворенная, безмятежная, словно бы спала и видела во сне кого любила.
- Паоло, - плакала она из одного из измерении, - кирие элейсон,
Паоло...
Паки и паки, словно юные боги посреди времен мы сплетались руками и
ногами, прорастали из тела в тело самыми чувствительными молекулами.
Каждый удар сердца сотрясал наше существо, каждая капля из недр опаляла
наше существо - и поднятой ладони было достаточно для укрытия от любой
непогоды, и в поцелуе было больше информации, чем в мировой литературе.
А там...
Джанчотто Малатеста, синьор Римини, был уличен в махинациях хлопком на
выборах в первичных организациях партии гвельфов и, подвергнутый
остракизму, выехал из Болоньи за море, где со свойственным ему азартом тут
же присоединился к Двенадцатому Полумесячному походу за освобождение
Черного камня Каабы от власти исследователей метеоритов. Но, как водится,
и этот поход, подобно предыдущим, закончился ровно через полмесяца
разграблением Константинополя, надругательством над его императрицей
Гекубой и еврейским погромом на Подоле. Однако, не мешкая, Джанчотто тут
же сочинил двадцать четыре дацзыбао и приколотил их к Спасским воротам
Красного форта Парижа с требованием их незамедлительного открытия. Он был
велик и грешен, Джанчотто Малатеста. Он выпадал в историю, как
вулканический пепел.
А я был мел и незаметен, младший Паоло Малатеста, возжелавший жену