"Люсьен Лаказ. Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны " - читать интересную книгу автора

Но у нее была на этот раз бумага, выданная в штабе дивизии, и я не имел
права возражать. Она возвратилась через двое суток. Я об этом рассказал
доктору.
- Вопрос деликатен, - сказал он мне, - именно подполковник П. попросил
пропуск, а вы знаете, что он задает тон в штабе дивизии.
- Тем не менее, ведь верно, что эта молодая дама, которую я вовсе не
собираюсь в чем-то подозревать, но заметьте, ведь она действительно, много
слышит и знает такого, чтобы просто так позволять ей путешествовать таким
образом. И посмотрите, что мне вручили на границе не позже, чем сегодня
утром.
Это была записка мэра Ц., который не понимал, что мадмуазель Кюглер из
"Большого оленя", сможет прибыть в Ц., где она остановилась в семье
эльзасского происхождения, известной своими германофильскими настроениями.
- Это неприятно, дайте-ка мне эту записку...
Четыре дня спустя перед моим домиком остановилась машина из штаба
дивизии. Из нее быстро вышел очень молодой подполковник, в доломане,
отороченном мехом, и с шикарным видом, к которому мы не привыкли на фронте.
Он вошел, не постучавшись, и заговорил со мной резким фальцетом, все время
ударяя хлыстом по своим лакированным сапогам:
- Это вы переводчик?
- Да, господин полковник.
- Стало быть, именно вы позволяете себе критиковать решения генерала?
- Я вас не понимаю, господин полковник.
- Не валяйте дурака! Разрешения на передвижения в приграничной полосе и
на пересечение границы выдаются нами не просто так, а вполне сознательно,
вам следует это знать. Я вам покажу, я могу вас послать на фронт или в
Марокко, когда захочу и как захочу.
- Я не вижу там никакого неудобства, господин полковник, но думаю, что
Главный штаб ...
При этих словах он побагровел и закричал:
- Плевал я на Главный штаб, поймите. Во Франции есть не только ваш
Главный штаб, есть министр, правительство, вы это хорошо узнаете.
И он назвал мне фамилию влиятельного политика, которому довелось
заставить говорить о себе еще до конца войны.
Но мое невозмутимое спокойствие начало его немного смущать, и именно он
сам попросил объяснений.
- Ничего определенного. Но семья, у которой она гостила в Швейцарии, не
пользуется хорошей репутацией.
- Это очень хорошая девушка, - категорично произнес он, и его фальцет
поднялся еще из тона или два. - Нет никаких фактов, свидетельствующих против
нее. Если бы она хотела разговорить офицеров, которые обхаживают ее, она
воспользовалась бы другой тактикой.
- Да, она, возможно, сделала бы для французов то же, что сделала для
немцев в начале войны ...
- На что вы хотите намекнуть?
- Просмотрели ли вы ее альбом автографов, господин полковник?
- Конечно!
- Не очень внимательно, так как вы без сомнения заметили бы внизу
второй страницы стих на латыни, написанный рукой грубияна, который, впрочем,
не оставил ни своего имени, ни звания в немецкой армии.