"Пер Лагерквист. Морис Флери" - читать интересную книгу автора

ней следом, и она снова расспрашивала его о смерти мужа, о последних его
минутах. Ей все хотелось знать о его страданиях, о том, как он их сносил.
Незнакомцу пришлось рассказать ей, как им обоим жилось на войне, как
отважен ее муж был в бою, что говорил он и думал, когда оба они после
битвы отлеживались на земле, напоенной горячей кровью.
Наступил вечер, и женщина принялась упрашивать незнакомца остаться.
Если он уйдет, горе сломит ее совсем, одно спасение - слушать рассказ о
муже. Он обещал ей, что останется на ночь.
Они направились к дому. Длинные, узкие тени их и легкие тени детей
плыли впереди. На стене дома головы обозначились крупно и резко. Глядя на
них, он подумал: "Тень - это человек, у которого украли лицо. Я - тень
самого себя". Затем они вошли в дом.
Пришелец не покинул хутор ни на другой день, ни на третий. Всякий раз
женщина настойчиво просила его остаться, и он оставался. Наконец однажды в
сумеречный час он решился рассказать ей о себе, о странной своей судьбе.
Он вернулся домой после ранения, которое уничтожило его лицо. Никто не
узнал его: ни мать, ни отец, ни младшие братья и сестры, осыпавшие его
поцелуями, когда он уходил на войну. Никто, кроме собак - те лизали ему
руки. И тогда он ушел из родного дома - неузнанный, как и пришел. Разве не
обязана мать узнать свое дитя, отец - своего сына? Возьми лицо мое, но,
каким был, такой и ныне стою я пред тобою. С тех самых пор он и скитается
среди чужих людей и кормится подаянием.
Охваченная жалостью, женщина предложила незнакомцу остаться у нее
сколько он пожелает и считать ее дом своим. Разве не счастье распахнуть
двери дома перед горемыкой, который был последним другом ее мужа!
Пришелец с благодарностью принял ее приглашение.
Отныне и она, и дети с каждым днем все больше привыкали, все сильнее
привязывались к нему. Малышей уже не отпугивал его вид, они забирались к
нему на колени и без устали слушали его рассказы - все, что он говорил им
своим глухим, хриплым голосом. Всякий раз, ощущая тяжесть их хрупких телец
на своих коленях, близость их своему телу, он испытывал чувство глубокого
одиночества и тоски. Когда никого не было рядом, он, случалось, вдруг
пылко привлекал их к себе, прижимал к груди. С изумлением взглядывали они
на него и потом долго сидели молча. Мать замечала его любовь к детям, и на
сердце у нее теплело. Часто они подолгу сидели вдвоем и говорили о детях.
И в этих беседах, и во многих других обстоятельствах ей открывались
достоинства его ума, богатство его души. Ее доверие и привязанность к нему
росли.
Он не преминул воспользоваться этим. Все полнее завладевал он ее
мыслями. Временами приходилось лицемерить, и это забавляло его. Он мог
теперь наблюдать разные грани ее души и оценить их как подобает. Он был к
ней равнодушен, но, снедаемый любопытством, вновь и вновь стремился
проникнуть в сущность ее натуры, добиваясь, чтобы она открыла ему свое
сердце. Он надеялся также узнать многое такое, о чем не подозревал раньше,
и скоро сумел стать поверенным ее тайн.
Одного лишь он тщательно избегал - разговоров о Морисе Флери. Стоило ей
завести речь о покойном, как он тотчас поспешно и ловко направлял беседу в
иное русло. Он мало-помалу стирал в ее сознании свой образ, и это
доставляло ему истинное наслаждение. Порой, когда упоминания о Морисе
Флери было не избежать, он отваживался намекнуть, что покойному с его