"Сельма Лагерлеф. Перстень Левеншельдов " - читать интересную книгу автора

торжественное, вроде слова божьего, чистой совести или счастья любви! И уж
вовсе не думайте, что было оно нечто низменное или опасное, вроде
бражничанья или игры в кости! А было оно нечто совсем невинное и будничное:
то было не что иное, как пламя, неустанно пылавшее в очаге зимними вечерами.
Господи боже, какую красоту и уют наводил огонь в самой жалкой лачуге!
А как шутил он там со всеми домочадцами вечера напролет! Он трещал и
искрился, и тогда казалось, будто он потешается над ними. Он плевался и
шипел, и казалось, будто он передразнивает кого-то брюзгливого и злого.
Подчас он никак не мог сладить с каким-нибудь суковатым поленом. Тогда в
горнице становилось дымно и угарно, словно огонь хотел втолковать людям, что
его кормят слишком скудно. Подчас он ухитрялся обернуться раскаленной грудой
угля, как раз когда в доме кипела работа, так что оставалось только сложить
руки на коленях да громко смеяться, покуда он не вспыхнет вновь. Но пуще
всего огонь проказничал, когда хозяйка приходила с треногим чугунком и
требовала, чтобы он поварничал. Изредка огонь бывал послушен и услужлив и
дело свое справлял быстро и умело. Но нередко он часами легко и игриво
плясал вокруг котла с кашей, не давая ей закипеть.
Зато как весело, бывало, блестели глаза хозяина, когда, насквозь
вымокший и замерзший, он возвращался в ненастье домой, а огонь встречал его
теплом и уютом! Зато как чудесно бывало думать об огне, который бодрствует,
излучая яркий свет в темную зимнюю ночь, словно путеводная звезда бедного
странника и словно грозное предостережение рыси и волку!
Но огонь в очаге умел не только согревать, светить и поварничать. Он
способен был не только сверкать, трещать, дымить и чадить. В его власти было
пробудить в человеческой душе желание резвиться.
Ибо что такое человеческая душа, как не резвящееся пламя? Да, да, она и
есть огонь! Она вспыхивает в самом человеке, охватывает его и кружится над
ним, точь-в-точь как огонь вспыхивает в серых поленьях, охватывает их и
кружится над ними. Когда те, кто собирался зимними вечерами вокруг
полыхающего огня, молча сидели часок-другой, глядя в очаг, огонь заговаривал
с каждым из них на своем собственном языке.
- Сестрица Душа,- говорило пламя,- разве ты не такое же пламя, как я?
Почему же ты так мрачна, так удручена?
- Братец Огонь,- отвечала человеческая душа,- я колола дрова и
хозяйничала целый день. У меня только и осталось сил, что молча сидеть да
глядеть на тебя.
- Знаю,- говорил огонь,- но настал вечерний час. Делай, как я! Пылай и
свети! Резвись и согревай!
И души слушались огня и начинали резвиться. Они сказывали сказки,
загадывали загадки, пиликали на скрипке, вырезали завитки и розочки на
домашней утвари и земледельческих орудиях. Они играли в разные игры и пели
песни, они выкупали фанты и вспоминали старинные поговорки. И мало-помалу
оледенелое тело оттаивало, оттаивало и угрюмое сердце. Люди оживали и
веселели. Огонь и игры у очага давали им силы вновь жить их бедной и трудной
жизнью.
Но вот без чего не обходилось веселье у очага, так это уж без рассказов
о всякого рода геройских подвигах и приключениях! Рассказами этими тешился
стар и млад, рассказам этим никогда не бывало конца. Ведь в подвигах и
приключениях в этом мире, слава богу, никогда недостатка не было.
Но никогда не бывало их в таком изобилии, как во времена короля Карла.