"Сельма Лагерлеф. Шарлотта Левеншельд" - читать интересную книгу автора

написано ясно и толково. Она надеялась, что полковница поймет, что она,
Шарлотта, невиновна, что она оклеветана, что она вправе мстить.
Но, перечитав письмо, Шарлотта обратила внимание на то, что, желая
доказать собственную невиновность, она изобразила поступки Карла-Артура в
весьма неприглядном свете.
Снова и снова перечитывая письмо, Шарлотта все больше приходила в
смятение. Подумать только, что это такое она написала! А если полковник и
полковница рассердятся на Карла-Артура!
Совсем недавно она предостерегала его от родительского гнева, а теперь
сама же подстрекает их против него!
Она вздумала возвысить себя за его счет. Она, дескать, поступила и
великодушно и рассудительно, а о нем говорит так, точно он ума лишился!
И такое письмо она намеревалась отослать его матери. Она, которая любит
его!
Право же, она, должно быть, вовсе лишилась рассудка. Неужто она
способна причинить своей обожаемой свекрови столько горя? Или она забыла о
снисходительности, которую полковница всегда выказывала ей, начиная с самой
первой их встречи? Или она забыла всю ее доброту?
Шарлотта разорвала это пространное письмо пополам и села писать новое.
Она примет вину на себя. Она выгородит Карла-Артура.
И она поступит всего лишь так, как должно. Карл-Артур рожден для
великих дел, и ей следует радоваться тому, что она ограждает его от всякого
зла.
Он отказался от нее, но она любит его по-прежнему и готова, как прежде,
оберегать его и помогать ему во всем.
Она принялась за новое письмо. "Умоляю мою досточтимую свекровь не
думать обо мне слишком дурно..."
Но тут она запнулась. Что ей писать дальше? Лгать она никогда не умела,
а смягчить горькую правду было нелегко.
Пока она раздумывала, что ей написать, прозвонили к завтраку. Времени
на раздумья больше не было.
Тогда Шарлотта просто поставила свою подпись под этой единственной
строчкой, сложила письмо и запечатала его. Она спустилась вниз, положила
письмо в почтовый ящик и направилась в столовую.
Тут же она подумала, что ей больше незачем доискиваться, кто эта особа.
Если она хочет, чтобы полковница поверила ей, если она и впрямь готова
принять вину на себя, ей не следует подвергать каре никого другого.

В ЗАОБЛАЧНЫХ ВЫСЯХ

I

Завтрак в пасторском доме, за которым обычно ели свежие яйца и хлеб с
маслом, молочный суп с аппетитными пенками и запивали все это глоточком кофе
с восхитительными сдобными крендельками, вкуснее которых не нашлось бы во
всем приходе, обычно проходил гораздо веселее, чем обед и ужин. Старики
пастор и пасторша, только что вставшие с постели, были радостны, как
семнадцатилетние. Ночной отдых освежал их, и старческой усталости, которая
давала себя знать к концу дня, точно и не бывало. Они обменивались шутками с
молодежью и друг с другом.