"Поймай меня, если сможешь" - читать интересную книгу автора

7. Nullum dies sine afera[22]

Я не упускал ни одной удобной возможности, придумав по схеме на каждую, а когда возможности не представлялось я создавал её сам. Перестроил американскую банковскую систему под собственные нужды, высасывая деньги из банковских сейфов, как енот яйца. Когда я рванул в конце 1967 года за границу в Мексику, я владел незаконно нажитым капиталом почти в полмиллиона долларов, а десяткам банковских сотрудников надрали задницы.

Практически всё достигалось манипуляциями с числами. Я занимался статистическим шулерством, всякий раз снимая банк.

Взгляните на один из своих персональных чеков. В правом верхнем углу проставлен порядковый номер чека, верно? Вероятно, только его вы и замечаете, да и то, если аккуратно ведёте учёт чеков.[23] Большинство людей не знает даже номера собственного счёта, и хотя огромное множество банковских сотрудников сумеет расшифровать банковские коды в нижней части чека, очень немногие приглядываются к ним настолько пристально.

В 60-х система безопасности банков была очень расслабленной, во всяком случае, в той мере, в какой касалась меня. Мой опыт показывает, что когда я предъявлял персональный чек из некоего банка Майами, скажем, в другом банке Майами, взгляд кассира на номер в верхнем правом углу был чуть ли не единственной мерой безопасности. И чем больше число, тем охотнее принимали чек, словно кассир мысленно прикидывал: «Ага, чек номер 2876 — Боже, да он пользуется услугами своего банка уже очень давно! Значит, чек в полном порядке».

Итак, я в городе Восточного побережья — к примеру, в Бостоне — открываю в Бобовом Государственном Банке[24] счёт на двести долларов, прикрываясь именем Джейсон Паркер и адресом снятой квартиры. Через пару дней получаю две сотни персональных чеков, в верхнем правом углу последовательно пронумерованных с 1 по 200, с моим именем и адресом в левом нижнем углу и, конечно же, цепочкой непонятных цифр слева вдоль нижнего края. Ряд цифр начинается с числа 01, поскольку Бостон расположен в Первом округе Федеральной резервной системы.

Самые удачливые угонщики скота на Диком Западе были доками по части стирания и пережигания клейм. Я же был докой по части стирания и смены цифр при помощи летрасетов, клише и нумераторов.

Закончив с чеком номер 1, я получаю чек номер 3100, а ряд цифр над левой стороной нижнего края начинается с числа 12. Во всех остальных отношениях облик чека ничуть не изменился.

Далее я отправляюсь в Сберегательную Ассоциацию Первопоселенцев-Фермеров и Домовладельцев (САПФиД), расположенную в какой-то миле от Бобового Государственного банка.

— Я хочу открыть сберегательный счёт, — заявляю я клерку. — Жена говорит, что мы держим на текущем счёте слишком много денег.

— Хорошо, сэр, сколько вы хотите внести? — осведомляется он или она — пусть будет он. Банковские простофили встречаются среди представителей обоих полов одинаково часто.

— Ну, думаю, шесть с половиной тысяч, — отвечаю я, выписывая чек на САПФиД. Кассир берёт чек и бросает взгляд на число в верхнем правом углу, а также замечает, что чек получен в Бобовом Государственном банке.

— Хорошо, мистер Паркер, — улыбается он. — Перед тем, как вы сможете снимать деньги, полагается трёхдневный срок ожидания. Нужно дать время на погашение вашего чека, а раз чек местный, срок назначается в три дня.

— Понимаю, — отвечаю я. Ещё бы мне не понимать! Я уже выяснил, что именно таков срок ожидания, предписываемый сберегательными и ссудными кассами для операций с чеками в пределах города.

Выжидаю пять дней и утром шестого дня возвращаюсь к Первопоселенцам. Но намеренно выискиваю другого кассира. Даю ему свою сберегательную книжку.

— Мне нужно снять пять тысяч пятьсот долларов, — говорю я. Если кассир полюбопытствует, зачем мне такая сумма, я скажу, что покупаю дом, или приведу другой благовидный предлог. Но в личную жизнь клиентов суют нос очень немногие сотрудники сберегательных и ссудных касс.

Этот не суёт. Проверяет состояние вклада. Вклад внесён шесть дней назад. Очевидно, местный чек уже погашен. И возвращает мне сберегательную книжку с банковским чеком на пять с половиной тысяч долларов.

Я обналичиваю чек в Бобовом Государственном банке и покидаю город… пока мой чек на 6 500 долларов не вернулся из Лос-Анджелеса, куда направил его компьютер расчётной палаты.

Я инвестировал деньги в очередную камеру I-Tek с печатным станком и проделал тот же номер с фальшивыми аккредитивами Pan Am. Сделал разные подборки для разных районов страны, хотя все чеки якобы должны были гаситься банком Chase Manhattan в Нью-Йорке.

Нью-Йорк — Второй округ Федеральной резервной системы. Серии цифр на всех подлинных чеках нью-йоркских банков начинаются с 02. Но все фальшивые чеки, что я впаривал на Восточном побережье, в Северо-Восточных или Юго-Восточных штатах, первым делом направляли в Сан-Франциско или Лос-Анджелес.

А все палёные чеки, запущенные мной на Юго-Западе, Северо-Западе или вдоль Западного побережья, сначала следовали в Филадельфию, Бостон или какой-нибудь другой пункт назначения на противоположном краю континента.

Моя игра в цифры представляла собой идеальную систему задержек и проволочек. У меня всегда имелась в запасе целая неделя, прежде чем ищейки брали след. После я узнал, что первым из аферистов прибег к уловке перенаправления чеков. Банкиры от неё просто на стенку лезли, не понимая, в чём дело. Теперь понимают — благодаря мне.

Я работал над своими аферами сверхурочно, без отпусков и выходных, по всей стране, пока не решил, что чересчур засветился, чтобы просто уйти в тень. Нужно было бежать за границу, и я решил, что могу с таким же успехом трястись по поводу паспорта в Мексике, как в Ричмонде или Сиэтле, поскольку для посещения Мексики довольно простой визы. Её я и приобрел в мексиканском консульстве в Сан-Антонио под именем Фрэнка Уильямса, выдав себя за пилота Pan Am, и транзитом рванул в Мехико на лайнере Aero Mexico.

Забирать с собой все плоды своих криминальных предприятий я не стал. Как пёс, получивший в своё распоряжение контейнер для костей при мясной лавке и сорок акров рыхлой земли, я закопал добычу по всей территории Соединенных Штатов, рассовав пачки банкнот по депозитным ячейкам банков от побережья до побережья, от Рио-Гранде до канадской границы.

В Мексику я захватил тысяч пятьдесят, разложив их тонкими пачками в подкладке чемоданов и костюмов. Хороший таможенник обнаружил бы их сразу же, но проходить досмотр мне не пришлось. На мне был мундир Pan Am, и мне жестом предложили пройти вслед за экипажем Aero Mexico.

В Мехико я пробыл неделю. Потом повстречался со стюардессой Pan Am, наслаждавшейся пятидневным отпуском в Мексике, и принял её приглашение отправиться на выходные в Акапулько. Мы уже поднялись в воздух, когда она вдруг застонала, грязно выругавшись.

— Что случилось? — поинтересовался я, с удивлением услышав подобную реплику, сорвавшуюся со столь милых губ.

— Я хотела получить деньги по чеку на зарплату в аэропорту, — объяснила она. — А в кошельке у меня ровно три песо. А, ладно, может быть, в отеле обналичат.

— Если это не покажется наглостью, я тебе его обналичу, — предложил я. — я и сам вечером отправляю свой чек на депозит, могу и твой прогнать через свой банк. Сколько там?

На самом деле мне было наплевать, сколько там придётся выложить. Это ведь подлинный чек Pan Am! Я жаждал получить его любой ценой, а получил всего за 288 долларов 15 центов, и бережно спрятал. Хотя я его и не обналичил, он принёс мне целое состояние.

Акапулько мне понравился. Там так и толпились красавцы и красавицы, по большей части богатые, знаменитые или нацеленные на то или другое, а порой и на то, и на другое, и на третье. Мы остановились в отеле, облюбованном лётным персоналом, но я не чувствовал ни малейшей опасности. Акапулько — не место для разговоров о работе.

Когда же стюардесса вернулась на свою базу в Майами, я остался. И сдружился с менеджером отеля. Причём настолько, что решил посвятить его в свои затруднения.

Однажды вечером он составил мне компанию за обедом, пребывая в особенно благодушном настроении, и я решился попытать счастья здесь и сейчас.

— Пит, я в заднице, — рискнул я.

— Черт возьми! — сочувственно воскликнул он.

— Ага. Только что звонил мой босс из Нью-Йорка. Хочет, чтобы я завтра отправился в Лондон полуденным рейсом из Мехико и принял машину, застрявшую там, потому что пилот заболел.

— И это задница?! — ухмыльнулся Пит. — Мне бы твои проблемы!

— Вопрос в том, Пит, — покачал я головой, — что я не захватил паспорта. Оставил его в Нью-Йорке, а мне положено всё время иметь его при себе. В Нью-Йорк за паспортом я не успею, и не попаду в Лондон по графику, а если начальство узнает, что я здесь без паспорта, мне дадут под зад коленкой. Чёрт побери, что делать-то, Пит?

— Ага, так ты попал, а? — присвистнул он. На лицо его набежала тень задумчивости. Потом он кивнул: — Не знаю, выгорит ли дело, но ты когда-нибудь слыхал о женщине по имени Китти Корбетт?

Я честно признался, что нет.

— Ну, эта старушка — писательница, пишет о мексиканских делах. Прожила тут лет двадцать или тридцать, её очень уважают. Поговаривают, что она пользуется влиянием везде, от президентского дворца в Мехико до Вашингтона, округ Колумбия. Насколько понимаю, даже в Белом Доме. Искренне верю, — ухмыльнулся он. — Штука в том, что она сидит за столиком у окна. Так вот, я знаю, что она строит из себя добрую мамочку для всех американских прощелыг, выпрашивающих у неё чего-нибудь, и обожает оказывать любезности всякому, кто обращается к ней с какой-нибудь просьбой. Наверно, от этого чувствует себя эдакой королевой-матерью. В общем, давай подойдем, угостим её стаканчиком, наговорим с три короба и поплачемся в жилетку. Может, она чего и сообразит.

Китти Корбетт оказалась очень доброй старушкой. И очень сообразительной. Через пару минут улыбнулась Питу:

— Ладно, хозяин, куда клонишь? Без нужды ты ко мне не подсаживаешься. Что на этот раз?

— Ничегошеньки, честное слово! — вскинув руки, рассмеялся Пит. — А вот у Фрэнка проблема. Выкладывай, Фрэнк.

Я почти слово в слово пересказал ей то же, что и Питу, только побольше налегал на драматические эффекты.

— Выходит, тебе, сынок, жутко нужен паспорт, — поглядела она на меня, когда я закончил. — Беда лишь в том, что он у тебя уже есть, только находится не в том месте. А два паспорта получить нельзя, знаешь ли. Это противозаконно.

— Знаю, — скривился я. — Меня это тоже беспокоит. Но и терять работу нельзя. Пройдёт не один год, прежде чем меня примут в другую авиакомпанию, если вообще примут. Очереди на поступление в Pan Am я дожидался три года. — Помолчав, я вдруг воскликнул: — Ни о чём другом, кроме управления авиалайнерами, я в жизни и не мечтал!

Сочувственно кивнув, Китти Корбетт погрузилась в раздумья. Потом решительно сжала губы.

— Пит, дай-ка мне телефон.

Пит дал знак, и пришедший с телефонным аппаратом официант подключил его к розетке на стене. Сняв трубку, Китти Корбетт постучала по рычагу и заговорила с телефонисткой по-испански. На всё про всё ушло минут пять, но в конце концов её соединили с тем, кто ей требовался.

— Соня? Это Китти Корбетт, — начала она. — Слушай, хочу попросить тебя об одолжении… — Изложила мое затруднение и смолкла, выслушивая ответ.

— Да знаю я всё это, Соня! И всё продумала. Просто выдай ему временный паспорт, как будто его собственный потерян или украден. Дьявол, да вернувшись в Нью-Йорк он может просто порвать временный паспорт или порвать старый и получить новый!

Снова слушала больше минуты, а потом, прикрыв трубку ладонью, поглядела на меня.

— А свидетельство о рождении у тебя, случаем, не с собой, а?

— Да, с собой, — откликнулся я. — В бумажнике. Слегка поистрепалось, но разобрать ещё можно.

Кивнув, Китти Корбетт снова сосредоточилась на телефоне.

— Да, Соня, свидетельство о рождении у него есть… Думаешь, уладишь? Замечательно! Ты душка, я у тебя в долгу. Увидимся на следующей неделе.

Повесив трубку, она улыбнулась.

— Итак, Фрэнк, если успеешь в американское консульство в Мехико завтра к десяти утра, помощник консула Соня Гундерсен выдаст тебе временный паспорт. Свой ты потерял, ясно? А если расскажешь об этом кому-нибудь, я тебя лично найду и прикончу.

Поцеловав её, я заказал бутылку лучшего шампанского. Даже сам выпил бокальчик. Потом, позвонив в аэропорт, узнал, что один из рейсов вылетает через час. Забронировал место и обернулся к Питу.

— Слушай, мне придётся здесь бросить массу вещей. Времени на сборы совсем нет. Пусть кто-нибудь уложит всё, что я оставлю, и забери вещи к себе в кабинет, а я заеду за ними через пару недель, а то и пораньше. Постараюсь вернуться быстрее, здесь такая тусовка.

Я втиснул в один чемодан форму, один костюм и деньги. Когда я шёл через вестибюль, вызванное Питом такси уже дожидалось меня. Этот парень мне действительно нравился, и мне искренне хотелось как-нибудь отблагодарить его.

И я нашёл способ. Оставил ему один из фальшивых чеков Pan Am. Вернее, отелю, которым он распоряжался.

Ещё один я обналичил в аэропорту перед посадкой на рейс до Мехико. В Мехико, сначала переодевшись в форму пилота Pan Am, я сдал багаж в камеру хранения и явился в кабинет мисс Гундерсен в 9:45 утра.

Соня Гундерсен оказалась деятельной чопорной блондинкой, и времени даром, не теряла.

— Ваше свидетельство о рождении, пожалуйста.

Я вынул документ из бумажника и протянул ей. Проглядев его, она вопросительно взглянула на меня.

— Мне казалось, Китти назвала вас Фрэнком Уильямсом, а здесь сказано, что вас зовут Фрэнк У. Абигнейл-младший.

— Так и есть, — улыбнулся я. — Фрэнк Уильям Абигнейл-младший. Вы же знаете Китти. Вчера вечером она немного перебрала шампанского. И упорно представляла меня всем друзьям как Фрэнка Уильямса. Но я думал, вам она назвала моё полное имя.

— Может быть, — согласилась мисс Гундерсен. — Я толком не расслышала многое из того, что она говорила. Эти проклятые мексиканские телефоны! Так или иначе, вы явно пилот Pan Am, и часть вашего имени Фрэнк Уильям, должно быть, вы тот самый и есть.

Как и было сказано, по пути я сделал две фотографии на паспорт. Отдал их мисс Гундерсен, и уже через четверть часа вышел из консульства с временным документом в кармане. Переодевшись в аэропорту в штатское, я купил билет до Лондона на рейс British Overseas Airways, расплатившись наличными.

Тут же выяснилось, что вылет откладывается до семи часов вечера.

Вновь облачившись в пилотский мундир, я целых шесть часов наводнял Мехико своими декоративными бумажками. Улетая в Лондон, я был богаче на шесть с половиной тысяч, а мексиканские федералы присоединились к своре легавых, сидевшей у меня на хвосте.

В Лондоне я остановился в кенсингтонском отеле «Роял Гарденс» под именем Ф. У. Адамс, выдав себя за пилота TWA, пребывающего в отпуске. К очередному вымышленному имени я прибег, исходя из соображения, что вскоре в лондонскую полицию поступит запрос о Фрэнке У. Абигнейле-младшем, известном также под именем Фрэнк Уильямс, бывший пилот Pan Am. В Лондоне я задержался лишь на пару дней, снова почувствовав гнёт той же тревоги, что давила меня в Штатах.

Только в Лондоне я понял, что моих проблем отъезд из Америки не решил, а мексиканская полиция и Скотланд-Ярд занимаются тем же ремеслом, что и копы Нью-Йорка и Лос-Анджелеса — ловят преступников, а я как раз преступник и есть.

Благоразумие, подкреплённое чувством тревоги и вины и опиравшееся на небольшое состояние в виде наличных, спрятанных в разных местах, требовало жить как можно тише и осмотрительней под вымышленным именем в какой-нибудь захолустной заграничной дыре. Достоинства подобного modus operandi я осознавал, но осмотрительность никогда не принадлежала к числу моих добродетелей.

На самом деле, я был попросту неспособен к трезвым суждениям. Как я понимаю теперь, мной двигали неподвластные мне страсти. Теперь я руководствовался соображениями вроде: за мной охотятся, охотники — полицейские, следовательно, полицейские — злодеи. Я просто вынужден был красть, чтобы выжить, чтобы финансировать свое перманентное бегство от злодеев, а значит, мои противозаконные способы изыскания средств вполне оправданны. И вот, не прожив в Англии и недели, я наводнил Пикадилли своими шедеврами и улетел в Париж, самодовольно внушив себе иррациональную мысль, что снова прибег к жульничеству ради самозащиты.

Психиатр взглянул бы на мои действия иначе. Сказал бы, что я хотел быть пойманным. К тому времени британская полиция уже начала собирать на меня досье.

Может, я и хотел, чтобы меня поймали. Может, я неосознанно искал помощи, и моё подсознание подсказывало, что власти могут эту помощь предложить, но сознательных мыслей подобного рода у меня тогда не было.

Я полностью осознавал, что меня понесло, что я застрял в безумном беличьем колесе, из которого нет выхода, не при этом чертовски не хотел, чтобы его вращение остановили копы.

Не пробыв в Париже и трёх часов, я повстречал Монику Лавалье, вступив в отношения, не только кардинально расширившие горизонты моих афер, но и в конце концов разрушившие мой улей. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, чте должен благодарить Монику. Как и Pan Am, хотя кое-кто из руководства компании может и не разделять этого мнения.

Моника была стюардессой Air France. Я встретил её в баре отеля «Виндзор», где она и несколько десятков других сотрудников Air France давали приём в честь уходившего на пенсию первого пилота. Если я и познакомился с виновником торжества, то сразу же его забыл, ибо Моника меня совсем околдовала. Она бурлила и искрилась, как великолепное шампанское, которое там подавали. На вечеринку Air France меня пригласил старший помощник, увидевший меня в облачении Pan Am, когда я отмечался у портье. Тут же поприветствовав, он увлёк меня в бар, и как только представил Монике, мои искренние протесты закончились.

У неё были всё обаяние и достоинства Розали, но при том отсутствовали её* предрассудки. Очевидно, я произвёл на Монику то же впечатление, что и она на меня, ибо всё время моего пребывания в Париже в этот и последующие визиты мы были неразлучны. Если Моника и подумывала о замужестве, то ни разу о нём не упомянула, но уже через три дня после знакомства отвела меня домой, чтобы познакомить с семьёй. Лавалье оказались восхитительными людьми, но особенно меня заинтриговал папаша Лавалье.

Он был владельцем типографии в предместьях Парижа, и мной тотчас же завладела идея усовершенствовать технологию мошенничества с липовыми чеками и аккредитивами Pan Am.

— А знаете, у меня неплохие связи в администрации Pan Am, — небрежно проронил я за ланчем. — Может, смогу подбить Pan Am дать вам заказ.

— Да, да! — просияв, воскликнул папаша Лавалье. — Всё, что пожелаете, мы уж постараемся и будем весьма благодарны, мсье.

Никто из семьи ни на йоту не владел английским, и переводчиком выступала Моника. В тот же день её отец устроил мне экскурсию по своей типографии, где трудился вместе с двумя её братьями. Ещё на него работал молодой человек, как и Моника, отчасти владевший английским, но папаша Лавалье сказал, что любую работу, которую я смогу раздобыть для их крохотной фирмы, выполнит вместе с сыновьями лично.

— Мой отец и братья сделают всё, что тебе нужно напечатать по-английски, — с гордостью заявила Моника. — Они лучшие печатники во Франции.

Настоящий чек Pan Am на зарплату, выкупленный у стюардессы в Мексике, всё ещё был при мне. Изучая его, я поразился разнице между ним и выдуманным мной. Несомненно, моя имитация производила благоприятное впечатление, иначе я бы не смог распространить такой тираж, но стоило положить её рядом с настоящим чеком, как всякий завопил бы: «Подделка!» До сих пор мне просто везло: очевидно, кассиры, принимавшие фальшивки, ни разу не имели дела с настоящим чеком Pan Am.

Однако мне пришло в голову, что европейским банковским кассирам чеки Pan Am могут быть очень знакомы, поскольку компания изрядную часть деятельности осуществляет за пределами континентальных Соединённых Штатов. Эта мысль возникла у меня ещё в Лондоне, когда кассир одного из надутых мной банков разглядывал моё произведение искусства чересчур дотошно.

— Это аккредитив, — пояснил я, указывая на жирные буквы, утверждавшие то же самое.

— Ах, да, конечно, — отозвался он, всё-таки погасив чек, хотя и неохотно.

Теперь мне пришла другая мысль: может быть, у Pan Am есть чеки другого типа, скажем, разных цветов для разных материков. Прежде чем перейти к исполнению плана, стоило бы проверить эту теорию. Назавтра утром я позвонил в парижское представительство Pan Am, попросив пригласить кого-нибудь из коммерческого отдела. Ответивший мне там человек казался молодым и очень неопытным, и последнее предположение скоро подтвердилось. Я снова проникся убеждением, что моей телефонисткой выступает сама госпожа Удача.

— Это… слушайте, я Джек Роджерс из «Дайгейл Экспедишн», — провозгласил я. — У меня тут чек, и мне кажется, что ваша компания выслала его нам по ошибке.

— Гм, ладно, мистер Роджерс, а почему вы так думаете? — осведомился он.

— Да потому что у меня тут чек на тысячу девятьсот долларов, высланный из вашей нью-йоркской конторы, а инвойса на эту сумму у меня нет. И никаких записей, что кто-нибудь из ваших что-то у нас покупал, найти не могу. Вы не знаете, за что этот чек?

— Ну, с ходу не скажу, мистер Роджерс. Вы уверены, что чек от нас?

— Не знаю, мне так кажется. Стандартный зелёный чек с надписью Pan American большими буквами сверху, выписанный на наше имя на сумму тысяча девятьсот долларов.

— Мистер Роджерс, на наш чек это не похоже, — возразил этот субъект. — Наши чеки голубые, а лого Pan Am… Pan Am… Pan Am идёт плавно угасающими буквами по всей поверхности вместе с картой мира. На вашем всё это есть?

Чек стюардессы я держал в руке. Он безупречно соответствовал описанию, но признаваться в этом я не стал.

— У вас перед собой есть чек Pan Am? — вопросил я тоном человека, настроившегося устранить всяческие сомнения.

— Ну, да, но…

— Кем он подписан? — перебил я его. — Как фамилия казначея?

Он сказал. Фамилия в точности совпадала с той, что была указана на имевшемся у меня чеке.

— А какие цифры идут понизу? — напирал я.

— Это, 02… - и он отбарабанил числа, соответствовавшие указанным на стюшкином чеке.

_Не-а, и чек подписан не тем лицом, и цифры не совпадают, — соврал я. — Но вы ведёте дела с банком Chase Manhattan, а?

— Да, ведём, но он работает с сотнями клиентов, и, возможно, вы получили чек от какой-нибудь другой фирмы, действующей под названием Pan American. Сомневаюсь, что это наш чек, мистер Роджерс. Предлагаю вам вернуть его и решить проблему по переписке, — посоветовал он.

— Ага, спасибо, так и сделаю.

Моника летала по маршруту Air France Берлин-Стокгольм-Копенгаген, занимавшим двое суток, а потом получала отгул на двое суток. Как раз в тот день она улетала. Не успел её самолёт оторваться от земли, как я объявился в типографии её отца. Он обрадовался, и мы без труда нашли общий язык при помощи азов французского, перенятых мной у матери, и зачатков английского молодого печатника.

Я продемонстрировал чек, полученный от стюардессы Pan Am, но её имя и сумма были замазаны корректором.

— Я пообщался с коммерческим отделом, — сообщил я. — В общем, мы печатаем чеки в Америке, и это влетает в копеечку. Я сказал, что, наверно, можно и решить проблему с доставкой, и порядком сэкономить. Как вы думаете, сумеете ли воспроизвести этот чек в формате корпоративной чековой книжки? Если считаете, что сможете, я уполномочен дать вам пробный заказ на десять тысяч, если вы перебьёте нью-йоркские цены.

— И каковы же расценки вашей нью-йоркской типографии на это, мсье? — справился он, разглядывая чек.

Я не имел ни малейшего понятия, но назвал цифру, наверняка не обидную для нью-йоркских печатников:

— Триста пятьдесят долларов за тысячу.

Он кивнул и с энтузиазмом возгласил:

— Я могу предоставить вашей компании качественный продукт, точь-в-точь как этот, всего за двести долларов за тысячу. Думаю, вы сочтёте нашу работу весьма удовлетворительной. — Он помешкал, явно смутившись: — Мсье, я знаю, что вы с моей дочерью близкие друзья, и верю вам безоглядно, но у нас принято получать авансовую оплату в размере пятидесяти процентов от заказа, — извиняющимся тоном добавил он.

— Предоплату вы получите сегодня же, — рассмеялся я.

Облачившись в форму пилота Pan Am, я отправился в парижский банк и выложил на стойку тысячу долларов.

— Будьте любезны, мне на эту сумму нужен банковский чек с подтверждённой оплатой. Плательщик Pan American World Airways, а получатель — «Морис Лавалье и сыновья, печатники», пожалуйста.

Чек я отдал в тот же день. На следующий у папаши Лавалье уже имелся образец для осмотра. Оценив работу, я с трудом удержался, чтобы не закричать «Ура!». Чеки были замечательные. Да нет, что там, роскошные чеки Pan Am! По четыре на страницу, двадцать пять страниц в книжке, перфорированные и на плотной бумаге IBM! Я пребывал на вершине блаженства; да и как ни поверни, для чекового махинатора это пик карьеры.

Весь заказ папаша Лавалье выполнил в течение недели, и для окончательного расчёта я снова получил заверенный банковский чек, якобы выписанный Pan Am.

Папаша Лавалье выдал мне инвойсы и квитанции и очень радовался, что мне помог. Вероятно, он даже не догадывался, что сделка с душком, поскольку ни разу не вёл дел с американцами. Я пилот Pan Am. Его дочь поручилась за меня, а полученные им чеки вполне легальны и выданы компанией Pan Am.

— Надеюсь, мы сможем выполнить для компании куда больше заказов, друг мой! — сказал он.

— О, непременно, непременно, — заверил я. — На самом деле мы так восхищены вашей работой, что будем рекомендовать вас другим.

По рекомендации к нему обращались и другие фирмы, сплошь липовые, и все заказы шли лично через меня, но папаша Лавалье не задавал никаких вопросов. С того дня, как он выдал мне десять тысяч чеков Pan Am, он был печатником всех необходимых мне подложных документов — наивный простофиля, чувствовавший благодарность за то, что я распахнул ему дверь «американского рынка».

Конечно, десять тысяч чеков Pan Am мне были ни к чему. Просто размер заказа призван был рассеять подозрения. Даже папаша Лавалье знал, что Pan Am — левиафан авиации. Более мелкий заказ непременно заставил бы его насторожиться.

Тысячу чеков я оставил себе, а остальные пошли на растопку мусоросжигательных печей Парижа. Потом, купив электрическую печатную машинку IBM и состряпав чек на 781 доллар 45 центов, я под видом пилота Pan Am предъявил его в ближайший банк.

Банк был из мелких.

— Мсье, я не сомневаюсь в надёжности чека, но прежде чем погасить ег®, должен его проверить, а делать трансатлантические звонки за счёт банка нам не разрешается, — криво усмехнулся кассир. — Если будете добры оплатить звонок… — он устремил на меня вопросительный взгляд.

— Разумеется, валяйте, — пожал я плечами. — Стоимость звонка я беру на себя.

Подобной осторожности со стороны банка я не ожидал, но ничуть не встревожился. И случайно выбрал время, когда подлинность чека можно было проверить. В Париже было 3 часа 15 минут пополудни, и банки в Нью-Йорке уже четверть часа как открылись. Ещё около четверти часа ушло у кассира, чтобы добиться соединения с бухгалтерий банка Chase Manhattan. По-английски этот француз говорил бойко, хотя и с акцентом.

— У меня тут чек, предъявленный пилотом Pan American, выписанный на ваш банк, на сумму 781 американский доллар 45 центов, — выпалил кассир и зачитал номер счёта в левом нижнем углу фальшивого чека. — Понимаю, да, большое спасибо… О, погода здесь прекрасная, спасибо. — Положив трубку на рычаг, он улыбнулся: — Всякий раз как говорю с Америкой, там интересуются погодой.

Отдав мне чек для подписи, он принялся отсчитывать указанную в нём сумму, вычтя 8 долларов 92 цента за телефонный разговор. Учитывая все обстоятельства, тариф за услуги вполне разумный.

Завалив Париж и пригороды фальшивыми чеками, я арендовал депозитную ячейку, авансом заплатив за пять лет, чтобы спрятать там добычу.

Подлинность чеков подвергали сомнению крайне редко, да и тогда речь шла лишь о тривиальной проверке, и если банки в Нью-Йорке были закрыты, я попросту возвращался в банк, когда они открывались. Пережить трудный момент мне пришлось лишь однажды. Вместо того, чтобы позвонить в Chase Manhattan, один кассир связался с администрацией Pan Am в Нью-Йорке! В разговоре не раз упомянули мое вымышленное имя, но я слышал, как кассир даёт название банка, номер счёта и фамилию ревизора Pan Am.

Видимо, Pan Am подтвердила подлинность чека, потому что кассир его оплатил.

Меня самого поразило, насколько гладко и легко пошла моя новая затея. Боже мой, да теперь подлинность моих чеков подтверждает по телефону сама Pan Am! Взяв напрокат автомобиль, я разъезжал по всей Франции, пока Моника была в рейсе, и обналичивал чеки в каждом встречном банке — будь то городском или сельском. В последующие месяцы и годы я частенько думал — хотя своих подозрений и не проверял, — что так преуспел именно с этими чеками Pan Am, потому что путь для них вымостила сама Pan Am!

Работой папашу Лавалье я обеспечил с лихвой. Заставил его сделать мне новое удостоверение Pan Am, куда более впечатляющее, чем моя фальшивка — после того, как настоящий пилот Pan Am по рассеянности оставил свое на стойке бара в «Виндзоре».

— Я ему отдам, — сказал я бармену. И действительно отослал удостоверение по почте в нью-йоркскую штаб-квартиру Pan Am, но лишь после того, как папаша Лавалье скопировал его, подставив мое выдуманное имя, звание, должность и фотографию.

Семейству Лавалье я сказал, что нахожусь в Париже как специальный представитель Pan Am, специализирующийся на связях с общественностью. Но через месяц после знакомства с Моникой рассказал ей, что должен вернуться к полётам в качестве резервного пилота, и сел на ближайший рейс до Нью-Йорка. Прибыв во вторник незадолго до полудня, тотчас направился в ближайшее отделение банка Chase Manhattan, где и приобрёл банковский чек на 1 200 долларов, указав плательщиком «Роджера Д. Уильямса», а получателем — «Фрэнка У. Уильямса».

В тот же день улетев обратно в Париж, на этот раз я остановился в отеле «Король Георг V», сразу же заперся в своем номере и поменял округ Федеральной резервной системы так, чтобы по погашении чек направляли в Сан-Франциско или Лос-Анджелес.

Потом отнёс чек папаше Лавалье.

— Мне нужно триста штук таких.

Я думал, он наверняка начнёт задавать вопросы по поводу копирования явно финансового документа, но он промолчал. Впоследствии я узнал, что он, в общем-то, никогда толком не понимал, какие заказы выполнял для меня, слепо веря, что я пребываю в здравом уме и трезвой памяти.

Получив три сотни дубликатов, в точности воспроизводивших оригинал, я на следующий же день улетел в Нью-Йорк. В одних только окрестностях Нью-Йорка насчитывается 112 филиалов Chase Manhattan. За три дня я навестил шестьдесят из них, предъявляя в каждом один из дубликатов. И лишь в одном случае из шестидесяти обмен репликами вышел за рамки формальности.

— Сэр, я знаю, что этот чек чейзовский, но выдан не нашим отделением, — извиняющимся тоном вымолвила кассирша. — Мне нужно позвонить в банк-эмитент. Вы можете подождать минуточку?

— Разумеется, действуйте, — небрежно отозвался я.

Разговор, проходивший в пределах слышимости, ни капельки меня не удивил.

— Да, это Дженис из Квинса. Скажите, кому, на какую сумму и когда выдан банковский чек 023685, и каков его текущий статус? — Она подождала, а потом, по-видимому, повторила услышанное: — Фрэнк У. Уильямс, 1200 долларов, 5 января, ещё не предъявлен к платежу. Вот он тут у меня. Большое спасибо.

— Извините, сэр, — улыбнулась она, отсчитывая деньги.

— Да ничего страшного. И не стоит извиняться за то, что хорошо делаете своё дело.

Говорил я совершенно искренне. Хотя эта девушка и попалась на удочку, именно таких, как она, и должны нанимать банки. А ещё она сэкономила «Чейзу» уйму денег. Я намеревался нагреть не меньше сотни его филиалов, но после её звонка эту аферу благоразумно свернул.

Допускать ещё один звонок в банк, выдавший настоящий чек, было никак нельзя. Я понимал, что шансы складываются в мою пользу, но если другой кассир тоже решит проверить чек, вероятность, что на звонок ответит тот же бухгалтер, подвергает меня недопустимому риску.

В Нью-Йорке мне было не по себе. Я чувствовал, что нужно бы снова податься в чужие края, но никак не мог решить, возвращаться ли в Париж к Монике или посетить новые интересные места.

Всё ещё прикидывая так и эдак, я улетел в Бостон, где впервые угодил в каталажку и нагло обворовал банк. Если первое меня потрясло, как незапланированная беременность, то второе стало следствием непреодолимого порыва.

В Бостон я отправился просто затем, чтобы убраться из Нью-Йорка, сочтя его столь же подходящим местом назначения, как и любое другое вдоль Восточного побережья, и зная о немыслимом количестве банков в колыбели американской революции. По прибытии я оставил багаж в камере хранения аэропорта, спрятал ключ в портмоне и навестил несколько банков, обменяв ряд фальшивых чеков Pan Am на подлинные купюры. Вернувшись рано вечером в аэропорт, я намеревался первым же подходящим рейсом упорхнуть за море. В своем жульническом набеге я загрёб более пяти тысяч, и рассовал четыре тысячи восемьсот по сумкам, прежде чем узнать, какие рейсы летят в этот вечер за рубеж.

Но возможность навести справки получил только ночью. Оборачиваясь от ячейки, я нос к носу столкнулся с симпатичной стюардессой Allegheny Airlines, которую знал ещё по эмбриональному периоду в роли пилота без штурвала.

— Фрэнк! Вот так славный сюрприз! — воскликнула она. Естественно, как тут не отпраздновать встречу? Обратно в аэропорт я поспел лишь в двенадцатом часу, к тому времени надумав отправиться в Майами, а уж там определиться с заморскими связями.

И направился к стойке Allegheny Airlines.

— Когда у вас следующий рейс до Майами? — спросил я у билетёра. На мне снова был китель пилота.

— Вы как раз прозевали его, — поморщился тот.

— А следующий — National, American, кто-то ещё? — не унимался я.

— Ни у кого. Вы прозевали все рейсы на Майами до завтра. После полуночи туда никто не летает. Бостонский муниципалитет принял постановление о борьбе с шумом, и после полуночи нет никаких вылетов. Ни одна компания не поднимет самолёт в воздух до 6:30, а первый рейс до Майами — National в 10:15 утра.

— Но ещё без двадцати двенадцать! — возразил я.

— Лады, — ухмыльнулся он. — Хотите отправиться в Берлингтон, штат Вермонт? Это последний сегодняшний вылет.

Прикинув что и как, я отказался. И уселся на один из стульев в зале ожидания, раздумывая над ситуацией. Размышляя, я лениво отметил, что многие магазины сувениров, кафе, бары и различные магазинчики, обрамлявшие зал, как и в большинстве залов ожидания в крупных аэропортах, уже закрываются. А ещё я заметил, внезапно заинтересовавшись, что многие продавцы наведываются в ночное хранилище большого бостонского банка, расположенное примерно посередине одного из коридоров, ведущих к выходу, убирая мешки и толстые конверты — очевидно, с дневной выручкой — в блиставший сталью сейф.

Наблюдения мои прервали два ужасных слова:

— Фрэнк Абигнейл?

Я поднял голову, подавляя всколыхнувшуюся в душе панику. Передо мной стояли двое рослых, угрюмых массачусетских полицейских.

— Вы Фрэнк Абигнейл, не так ли? — ледяным тоном осведомился один из них.

— Меня зовут Фрэнк, но Фрэнк Уильямс, — проговорил я и сам диву дался тому, что из моих уст раздался столь спокойный, невозмутимый ответ.

— Позвольте, пожалуйста, посмотреть ваши документы, — потребовал он. Несмотря на вежливые слова, по его глазам было видно, что если я сию же секунду не предъявлю удостоверение личности, он схватит меня за лодыжки и вытряхнет документ из моих карманов. Я протянул ему удостоверение и лицензию пилота FAA и, пока он знакомился с ними, сказал:

— Послушайте, не знаю, в чём тут дело, но вообще-то вы серьёзно ошиблись. Я работаю в Pan American, и документы это подтверждают.

Изучив удостоверение и лицензию, первый передал их товарищу.

— А не хватит ли молоть вздор, сынок? Ты Фрэнк Абигнейл, так ведь? — чуть ли не ласково вымолвил второй.

— Какой Фрэнк?! — возмутился я, скрыв за напускным возмущением нарастающее беспокойство. — Не знаю, кто вам нужен, чёрт возьми, но не я!

— Ладно, нам не с руки торчать тут и спорить с тобой, — нахмурившись, буркнул первый. — Пошли, мы тебя берём.

Где мой багаж, они не спрашивали, а сам я сообщать им не собирался. Меня вывели на улицу, усадили в патрульную машину и повезли прямиком в отделение полиции штата, где ввели в кабинет взъерошенного лейтенанта — полагаю, дежурного начальника.

— И какого чёрта? — раздражённо вопросил он.

— Ну, мы думаем, что это Фрэнк Абигнейл, лейтенант, — ответил один из легавых. — Говорит, что он пилот Pan Am.

— Что-то ты молод для пилота, — смерил меня взглядом лейтенант. — Может, хватит темнить? Ты Фрэнк Абигнейл. Мы уже давно его разыскиваем. Он тоже якобы пилот. Ты подходишь под его описание, причем идеально.

— Мне тридцать лет, меня зовут Фрэнк Уильямс, я работаю на Pan Am и хочу поговорить с адвокатом! — вскричал я.

— Тебя ещё ни в чём не обвиняют, — вздохнул лейтенант. — Отведите его в городскую тюрьму, посадите за бродяжничество, и пусть звонит адвокату. И федералам позвоните. Это их голубок, вот пусть и разбираются сами.

— Бродяжничество?! — возмутился я. — Я не бродяга! У меня при себе почти двести долларов!

— Угу, но ты не доказал, что имеешь постоянный источник доходов, — кивнув, утомлённо проронил лейтенант. — Уведите его отсюда.

Меня отвезли в окружную тюрьму в центре Бостона, по виду давно обречённую на снос, и сдали с рук на руки сержанту, сидевшему на регистрации.

— Будь я проклят, он-то что натворил?! — удивился он.

— Просто посади его за бродяжничество. Утром его заберут, — отрезал один полицейский.

— Бродяга?! — взревел сержант. — Проклятье, да если он бродяга, надеюсь, ребята, вы никогда не приведёте сюда бомжа или проститутку!

— Просто зарегистрируй его, — буркнул один коп, и оба удалились.

— Опорожни карманы, парень, — проворчал сержант, вытаскивая из ящика стола формуляр в трёх экземплярах. — Я тебе выпишу ордер на всё твоё добро.

Я начал выкладывать перед ним свои ценности.

— Послушайте, а могу я оставить при себе удостоверение и лицензию пилота? Правила компании гласят, что я всегда должен держать их при себе. Не знаю, распространяются ли они на арест, но всё равно хотел бы оставить их, если вы не против.

Осмотрев карточку и лицензию, сержант пододвинул их ко мне, добродушно заметив:

— Ясное дело. Я бы сказал, тут чего-то напутали, парень. Я рад, что не причастен к этому.

Отведя наверх, тюремщик поместил меня в замызганную, ржавую камеру рядом с вытрезвителем.

— Ежели чего понадобится, просто поори, — сочувственно сообщил он.

Я кивнул, не раскрывая рта, и без сил рухнул на койку, внезапно охваченный унынием и страхом. Мне стало ужасно жалко себя. Следует признать, что игра окончена. Я знал, что утром меня заберёт ФБР, а уж после, надо полагать, пойдёт одно судебное разбирательство за другим. Озирая убогую грязную камеру, я лишь уповал на то, что в тюрьме условия будут более приемлемыми. Иисусе, ну и дыра же это была! А у меня не находилось даже молитвы об избавлении. Впрочем, ни у кого не найдётся молитвы, горестно рассуждал я, если поклоняешься богу воров.

Но даже у воровского бога в распоряжении легион ангелов, и один из них явился ко мне вслед за тоненьким неуверенным насвистыванием сродни тому, каким пытается подбодрить себя мальчишка, оказавшийся ночью на кладбище. Он возник перед моей камерой — облачённый в чудовищный костюм в зелёную клетку, над которым маячило лицо, будто извлечённое из кастрюли с раками; в вопросительно выпяченных губах торчала вонючая дешёвая сигара, а смотрел он на меня, как хорёк на мышь.

— Ну, итак, и какого ты хрена там делаешь? — процедил он, не вынимая сигары изо рта.

Я не знал, кто он такой. С виду он не смахивал на человека, способного помочь мне или кому-то ещё.

— Бродяжничество, — лаконично бросил я.

— Бродяжничество?! — воскликнул он, проницательно вглядываясь в меня. — Ты ведь пилот Pan Am, не так ли? Как же, чёрт побери, ты угодил в бродяги? Кто-то украл все твои самолёты?

— А ты-то кто? — полюбопытствовал я.

Пошарив по карманам, он просунул сквозь решётку визитную карточку.

— Алойс Джеймс Бейли по прозвищу «Залог», мой друг высокого полёта. По преимуществу поручитель. Мусора сажают, я вытаскиваю. Сегодня ты на их территории, дружище. А я могу вытащить тебя на свою, приятель. Значит, на улицу.

Нельзя сказать, чтобы надежда воссияла передо мной, но всё-таки затеплилась.

— Ну, скажу тебе правду, — осторожно начал я. — Это всё тот козёл из аэропорта. Вёл себя с девушкой как последний ублюдок. Ну, я и надрал ему задницу. Вот нас обоих и упекли за драку. Не стоило мне в это лезть. Когда шкипер узнает, что я в каталажке, я, наверно, лишусь работы.

— Какого чёрта ты городишь? — недоверчиво уставился он на меня. — Тебя чё, некому вытащить? Господи, да позвони друзьям, пусть внесут залог.

— Нет у меня здесь друзей, — развёл я руками. — Я сюда прилетел грузовым рейсом по чартеру. А базируюсь в Лос-Анджелесе.

— А как насчёт остального экипажа? — гнул он своё. — Позвони кому-нибудь из них.

— Они отправились в Стамбул, — соврал я. — А мне причитались отгулы. Я хотел транзитным рвануть в Майами, чтобы повидаться с девочкой.

— Ну, дьявольщина! В общем, прищемили тебе хвост, да? — констатировал Алойс Джеймс Бейли. Потом расплылся в улыбке, отчего вдруг стал обаятелен наподобие озорного беса.

— Что ж, мой боевой друг-ас, давай-ка поглядим, не удастся ли нам вытащить твою задницу из этих бостонских застенков.

Скрывшись, он не возвращался мучительно долго — добрых десять минут. И снова возник перед моим узилищем.

— Проклятье, залог за тебя пять тысяч, — он до сих пор не оправился от изумления. — Сержант говорит, должно быть, ты федералов конкретно достал. Сколько у тебя денег?

Надежда угасла, не успев толком затлеть.

— Долларов двести, а то и того меньше, — вздохнул я.

Сдвинув брови, он погрузился в раздумья.

— А документы у тебя какие-нибудь есть?

— Ещё бы, — я просунул между прутьями решётки удостоверение и лицензию пилота. — Смотри, сколько я уже летаю в Pan Am — семь лет.

— А персональный чек есть? — вдруг поинтересовался он, вернув документы.

— Ага, то есть, чековая книжка у сержанта внизу. А что?

— Потому что я приму у тебя чек, вот почему, реактивный ты наш, — осклабился он. — Сможешь выписать его, когда сержант выпустит тебя.

Сержант выпустил меня через тридцать пять минут. Я выписал Бейли чек на общепринятые 10 % от суммы залога — 500 долларов, вручив ещё сотню наличными.

— Это премия, вместо поцелуя, — посмеивался я от радости. — Знаешь, я бы тебя поцеловал, если бы не эта вонючая сигара!

Узнав, что я первым же рейсом улетаю в Майами, он подбросил меня до аэропорта.

А что разыгралось дальше, я узнал из надёжных источников, как любят выражаться в репортажах из Белого Дома. В тюрьму О'Рейли заявился вне себя от восторга, духом воспарив на такие высоты, что впору самому получать лицензию пилота.

— Ну-ка, рысью сюда Абигнейла — или под какой там он у вас фамилией записан! — хохотнул он.

— В половине четвёртого утра он выпущен под залог, — сообщил другой тюремщик; сержант уже сменился.

О'Рейли чуть удар не хватил.

— Под залог? Под залог?! Какой козёл дал за него залог? — наконец, сдавленно проверещал он, когда голос к нему вернулся.

— Бейли, «Залог» Бейли, кто же ещё? — отозвался тюремщик.

О'Рейли же во гневе ринулся к Бейли.

— Это ты сегодня утром внёс залог за Фрэнка Уильямса?!

— За пилота? — поражённо уставился на него Бейли. — Конечно, я его вытащил. А почему бы и нет, твою мать?

— И сколько же он тебе заплатил? Сколько? — проскрежетал О'Рейли.

— Ну, обычную таксу, 500 долларов. Вот он, чек.

Взглянув на чек, О'Рейли швырнул его Бейли на стол, буркнув:

— Ну ты и попал, мудак, — и повернулся к двери.

— В каком это смысле? — вскинулся Бейли, когда агент ФБР уже схватился за ручку двери.

— А депонируй его на свой банковский счёт, дерьмо, — свирепо ухмыльнулся О'Рейли, — и поймёшь, в каком смысле.

На улице массачусетский детектив обернулся к О'Рейли.

— Можем объявить его в розыск, у нас есть словесный портрет.

— Без толку, — тряхнул головой О'Рейли. — Он уже в пятистах милях отсюда. Никому из бостонских копов его не поймать.

Благоразумный человек и в самом деле был бы в пяти сотнях миль оттуда. Но я благоразумием не отличался. Уж если ты горяч, то и с зажиганием у тебя полный порядок, и я всегда заводился с пол-оборота.

Едва Бейли подвёз меня в аэропорт и скрылся, как я поймал такси и остановился в ближайшем мотеле.

А на следующее утро позвонил в банк, у которого был филиал в аэропорту.

— Службу безопасности, пожалуйста, — попросил я у телефонистки.

— Служба безопасности.

— Ага, слушайте, это Коннорс, новый охранник. Я сегодня дежурю в ночь, а формы у меня нет. Форма порвана в клочья из-за чёртовой аварии! Леди, где я могу раздобыть ей замену? — возмущённым тоном протараторил я.

— Ну, мы получаем униформу от «Бик Бразерс», — успокоительно проворковала женщина на том конце провода. — Поезжайте к ним, мистер Коннорс. Вам подберут что-нибудь.

Мгновенно найдя адрес «Бик Бразерс», я заодно пролистал ещё кое-какие разделы «Жёлтых страниц».

И первым делом направился в «Бик Бразерс». В моих полномочиях никто не усомнился, и уже через четверть часа я обзавёлся всеми аксессуарами охранника: рубашка, галстук, брюки и фуражка с названием банка, вышитым так же на нагрудном кармане и правом рукаве рубашки. Заглянув в фирму, поставлявшую товары полиции, присмотрел портупею и кобуру «Сэм Браун». Наведавшись в оружейный магазин, выбрал копию-реплику полицейского револьвера 38-го калибра. Вообще-то пугач был совершенно безвредным, но оказавшись у него на прицеле, не испугался бы только полный осёл. Потом взял в аренду фургон, и когда выезжал из мотеля, на всех дверцах красовались надписи «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ ФАСОЛЬ ШТАТ НЭЙШНЛ БАНКА».

В 23:15 я стоял по стойке смирно перед аэропортовским филиалом ночного хранилища банка «Фасоль Штат Нэйшнл», а сейф хранилища украшала сделанная прекрасным шрифтом табличка: «НОЧНОЕ ХРАНИЛИЩЕ ЗАКРЫТО ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ. ПОЖАЛУЙСТА, РАЗМЕШАЙТЕ ВКЛАДЫ У ОФИЦЕРА СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ».

А прямо перед хранилищем красовалась тележка с раздутым вертикальным мешком наподобие почтового.

Конверты в него опустили не менее тридцати пяти человек.

Ни один не сказал мне ни слова, кроме «Добрый вечер» или «Спокойной ночи».

Когда последний магазинчик закрылся, я запечатал горловину мешка и потащил наворованное к фургону. И застрял, пытаясь преодолеть проём выходной двери — как ни тужился, никак не мог заставить тележку перевалиться через крохотный порожек, уж больно тяжела она была.

— В чём дело, дружище?

Оглянувшись, я едва не обмочил штаны: менее чем в полутора метрах от меня стояла пара полицейских штата. Пусть и не те же самые, но всё-таки…

— Ну, сейф не в порядке, а грузовик сломался, придётся везти в фургоне, а без чёртовой гидравлики мне не справиться, я же не Геракл, — застенчиво усмехнулся я.

Старший из двоих — краснолицый и рыжеволосый — рассмеялся.

— Ну, чёрт, давай поможем, — он ухватился за рукоятку тележки. Рванув её втроём, мы без труда перевалили её через порожек. Потом они помогли мне дотащить тележку до фургона и закинуть в него громоздкую махину. Захлопнув задние дверцы, я с улыбкой обернулся к полицейским:

— Спасибо, ребята. Я бы угостил вас кофе, да только нужно доставить ето состояние в банк.

Оба рассмеялись.

— Да ладно, не волнуйся, — поднял руку один. — В другой раз, лады?

Менее часа спустя я уже сортировал добычу в комнате мотеля, выгрузив её из фургона. Только банкноты. Мелочь, квитанции на приём кредитных карт и чеки я свалил в ванну.

Наличными я отхватил 62 тысячи 800 долларов. Переоделся в костюм, завернул трофей в запасную рубашку и поехал в аэропорт, где забрал свой багаж. А ещё через час сел на рейс до Майами, делавший получасовую остановку в Нью-Йорке. Этим временем я воспользовался, чтобы позвонить администратору Бостонского аэропорта. Но вместо него меня соединили с секретаршей.

— Послушайте, скажите людям из банка «Фасоль Штат», что большую часть украденного вчера они найдут в номере 208 в мотеле «Рест-Хейвен», — проговорил я и повесил трубку.

На следующий день я вылетел из Майами в Стамбул.

В Тель-Авиве мы задержались на час.

И за этот час я уплатил долг чести. За всю свою карьеру я ни разу не одурачил ни одного простого человека.

Найдя филиал американского банка, я выложил на стойку перед кассиром стопку купюр:

— Мне нужен заверенный банковский чек к немедленной оплате на пять тысяч.

— Да, сэр. Ваше имя?

— Фрэнк Абигнейл-младший.

— Хорошо, мистер Абигнейл. Вы хотите выписать чек на свое имя?

— Нет, — тряхнул я головой. — Запишите получателем Алоиса Джеймса Бейли по прозвищу «Заклад» из Бостона штат Массачусетс.