"Франтишек Лангер. Розовый Меркурий " - читать интересную книгу автора

на чердак в полумраке, отбирал кое-какие кон верты и, попросив у матери
горячей воды, отклеивал с них марки.
(И нас, мальчишек, нельзя было обвинить в варварстве. Мы наклеивали
марки в свои альбомы, которые мы изготовляли из школьных тетрадок, не всей
оборотной стороной, а только верхним краешком!)
Ну, вот, так у меня образовались кое-какие запасы, и мне даже иногда
удавалось на дуть какого-нибудь начинающего. Но даже за двадцать ломбардских
марок Шварц не же лал обменять ни одной трехугольной с мыса Доброй Надежды.
Он спросил однажды на смешливо, нет ли у меня саксонской тройки. Я вспомнил
свой сундук и стал подумывать, уж не найду ли я там действительно эту марку,
тогда мне достанется редкостный и такой желанный "Мыс". Но случай преподнес
другое. В пятницу я показал Шварцу русскую марку в три с половиной рубля,
которую я выманил у одного парня с Четырех Дворцов. Вдруг Шварц вырвал ее у
меня. Для того чтобы не драться с ним и при этом не помять эту русскую
довольно редкую марку, я конфисковал у него школьный ранец.
Дома я осмотрел ранец, нет ли в нем марок, которыми я смог бы
возместить убыток. Но вместо марок нашел два номера немецкого
филателистического журнала. Это был не плохой журнал, в нем были заметки,
изображения марок, а главное - цветные образцы марок, такие красивые, что
хоть сейчас вырезай и обменивайся с кем-нибудь. Текст я по нимал. Будейовицы
были тогда еще немецко-чешскими, но беднота, а мы принадлежали к ней, была
там только чешской национальности, хотя мы и обязаны были посещать немец кие
школы. Я прежде всего прочитал большое объявление о том, что издатель
журнала заплатит десять германских марок за каждую саксонскую тройку. Тут я
понял, почему Шварцу хотелось заполучить ее от меня. Хотя мы имели дело
только с почтовыми марка ми, но я уже знал, что те десять германских марок
означают деньги, и когда я осторожно расспросил отца, то узнал, что это
большие деньги. Понятно, я записал себе адрес изда теля- это были братья
Зенф в Лейпциге. А русскую марку в три с половиной рубля я продал Шварцу,
когда возвращал ему ранец, за восемь крейцеров.
В воскресенье я начал поиски саксонской тройки. Уже через час я нашел
их целых три на бандероли каких-то саксонских дворцовых газет. Одна тройка
была загрязнена жирным штемпелем, а две очень чистые и неразрезанные были
наклеены на рождествен ский номер газеты. На кухне я отклеил их, марки
аккуратно отрезал друг от друга, а в по недельник, на уроке естествознания,
написал под партой письмо господину Зенфу. За во семь крейцеров, вырученных
у Шварца, я послал письмо с одной саксонской тройкой. На писал, что не
требую за них денег (потому что знал, что отец отнял бы их у меня и купил бы
мне на них платье или башмаки), а хочу получить побольше американских марок.
Предлагал прислать ему еще одну, которую я отстриг от этой, сообщал, что у
меня имеет ся еще одна такая марка, с немного более жирными следами
штемпеля, и, наконец, обе щал найти еще какие-нибудь.
Через неделю я получил из Лейпцига ответ заказным письмом. Большой
конверт был полон американских марок, безупречных, как новенькие, марки были
стоимостью от од ного до многих центов и сентаво. К ним было приложено
письмо. Меня спрашивали, до волен ли я и на самом ли деле я отстриг друг от
друга, как писал, две объединенные сак сонские тройки? Быть этого не может!
Ведь это грешно! И добавляли, что если имеются еще другие, то чтобы я
присылал, даже если они не безукоризненны.
Во второй раз я послал ему ту, не совсем красивую марку, но получил в