"Ольга Ларионова. Двойная фамилия" - читать интересную книгу автора

фантастичны, что вряд ли кто-нибудь возьмется опубликовать его заметки.
Разве что журнал "Техника - молодежи", да и то под рубрикой "Антология
таинственных случаев". За те восемнадцать дней, которые он провел в
городе, ничего существенного к этим воспоминаниям не прибавилось. Иногда
что-нибудь (вроде металлического стыка, на котором трамваи отмечаются:
"был тут", пробуждало ощущение, что это _уже было_. Давно. Но было, это
точно.
Первые дни он бродил по окраинам, надеясь, что именно там, за
каким-нибудь поворотом, возникнет уверенность, что здесь-то он и жил. Но
застроенные многоэтажными стандартными корпусами окраины носили слишком
современный вид, который по отношению к довоенному изменился до
неузнаваемости. Единственным ориентиром в его поисках могло служить то,
что где-то невдалеке от их дома было кладбище. Но сколько кладбищ на
окраинах города с таким населением!
Он стал бродить вдоль Невы - ведь _тогда_ они шли по льду. Но
пересекали они реку или шли вдоль нее - этого он не помнил.
Так что же он помнил вообще?..


...Дом был маленьким - двух- или трехэтажным. Витька жил в полуподвале,
Митька - на первом этаже, или "билетаже", как говорила Витькина бабка. Во
всяком случае, Митька по собственному разумению пришел к выводу, что на
его этаже люди живут по билетам, а вот для проживания в полуподвале
билетов не требуется. Своей догадкой он поделился с Витькой, и тот по
своей врожденной солидности и справедливости даже не высмеял товарища -
действительно, что смеяться, если он и сам толком не знал происхождения
странного названия первого этажа. Вероятно, название придумала бабка -
ведь есть же у нее слова, которые все остальные люди не употребляют.
Бабка, например, никогда не говорила "он швырнул" или "он кинул", а всегда
так: "а он - швырк!" или "а он - кидых!"
И еще она отличалась удивительной образностью в описаниях разнообразных
угощений. В мирное время Витька не обращал внимания на эту бабкину
склонность, но когда началась блокадная зима, бабкины воспоминания
приобрели характер дразнящего бреда, и, заслышав только: "А летось-то у
Поликарповны на троицу пироги были с..." - он тихонечко выбирался из
квартиры и спасался возле Митькиной печурки. Хуже, когда Митьки не было
дома - мать брала его с собой, то ломать сараи на дрова, то копать
капустные кочерыжки. На кочерыжки взяли однажды и Витьку, и потом он
получил свою долю в виде четырех вряд ли съедобных по довоенным понятиям
котлет. Но они были горячие, и он съел.
Он нескрываемо и безнадежно завидовал Митьке, у которого была мать, - у
него самого родители еще в прошлом году уехали в город, который назывался
Брест. Название ему запомнилось точно, потому что мама писала: "Мы живем в
Брестской крепости". Витька представлял себе эту крепость в виде
берестяного плетеного лукошка, на дне которого разместился крошечный
игрушечный городок. Родители жили там почти год, в августе обещались
приехать в отпуск и забрать сына с собой.
Но вместо этого в августе приехал военный и сказал, что из Бреста не
вышел живым ни один человек - это ему точно известно.
И Витьке представилось, что лукошко перевернулось кверху дном и закрыло