"Ольга Ларионова. Леопард с вершины Килиманджаро" - читать интересную книгу автора

Благодарю вас за все - вы ведь знаете, что расплатиться с вами я не
сумею".
Два месяца пройдут незаметно... Два месяца пройдут... Все остальное
уплыло, растворилось в этом неотвратимом, реальном счастье. Патери Пат
потянул пластинку из моих пальцев.
И - На! - сказал я, отдавая пластинку. - выключи свою шарманку, мне
будет не до музыки. Работать надо. Два месяца.
Впервые я отчетливо увидел, как в черных до лилового блеска глазах
Патери Пата промелькнула обыкновенная зависть.
- Привет, старик! - крикнул я. - Два месяца!
Черт побери, как я спал в эту ночь! Голубые ящерицы мчались по моим
сновидениям, они заваливались на спину и в неистовом восторге, задирая
кверху лапы, кричали: два месяца!
Глухо прогудел звуковой сигнал будящего комплекса, перед закрытыми
глазами взбух и лопнул световой шар - и я увидел перед собой Педеля. Он
протягивал мне на ложке комочек какого-то желе;
- Сонтораин.
Лекарство было прохладное и очень кислое. Мной овладела апатия,
аналогичная той, какую я испытывал в ракете. Еще минута - и я уснул, на
сей раз уже без голубых ящерок.
Между тем мое отношение к Педелю вышло из всяких границ почтительности.
Я хлопал его по гулкому заду цвета голубиного крыла и, заливаясь
неестественным смехом, кричал:
- Ну, что, старый хрыч, поперли к сияющим вершинам?
Он послушно возобновлял свои объяснения, но я уже ничего, решительно
ничего не мог понять или запомнить, и это нисколько не пугало меня, а
наоборот, развлекало, и я решил развлекаться вовсю, и когда на другой день
он попросил меня подрегулировать блок термозарядки, я умудрился миалевой
полоской заземлить питание, так что бедняге приходилось каждые пять минут
кататься на подзарядку. Мои потрясающе остроумные шуточки относительно
расстройства его желудка не попадали в цель - он не был запрограммирован
для разговоров на медицинские темы.
Иногда, словно приходя в себя, я чувствовал, что дошел уже до состояния
идиотского ребячества и уже ничего не могу с собой поделать, и все смеялся
над Педелем и все ждал, когда же он сделает что-то такое, что переполнит
чашу моего терпения, и я окончательно потеряю контроль над собой.
Но последней каплей оказался Патери Пат.
За ужином он довольно сухо заметил мне, что я перегружаю моего робота
не входящими в его программу заданиями. Я взорвался и попросил его
предоставить мне развлекаться по своему усмотрению. Выражения,
употребляемые мною по адресу Патери Пата, едва ли были мягче тех, которые
приходилось выслушивать Педелю.
Я видел округлившиеся глаза Элефантуса и знал, как я сейчас жалок и
страшен, и опять ничего не мог с собой поделать, и шел на Патери Пата,
шатаясь и захлебываясь потоками отборнейших перлов древнего красноречия,
почерпнутого мною на буе из старинных бумажных фолиантов.
Элефантус перепугался.
Он кинулся ко мне, схватил за руку и потащил к выходу. Он вел меня по
саду, бормоча себе под нос: "Это надо было предвидеть... никогда себе не
прощу..." Я отчетливо помню, как я упрямо сворачивал с дорожки на клумбы и