"Ольга Ларионова. Страницы альбома (Сб. "Фантастика-79")" - читать интересную книгу автора

- А если туда взять и перепрыгнуть?
Все, кроме Ивика. А Ивик уже сомкнул ресницы. Опять созерцает мерцающие
миры...
...Пепельно-зеленый шар потускнел, растянулся, туманными полосами
перерезали его перистые облака. Чернота сгущалась в центре, она
становилась плотным весомым комом, тяжелым, словно каменная громада, на
которую смотришь издалека. И это всегдашнее солнце, которое оконтуривает
ее молочным сиянием. И самое необыкновенное - это не сама картина, а
внезапность ее изменения. Вот эта скала чуть дрогнула и вдруг беззвучно
раскололась надвое, и из разлома ударил вверх бледный луч. Слева направо
поплыли, разбухая, конусообразные фигуры. Неживые. Обычно ему мерещились
пирамидальные замки, светлые летучие ленты не то дорог, не то рек,
невообразимо распахнутые крылья ветряных мельниц, скорбные паруса траурных
опавших знамен...
Когда-то (может быть, еще до школы) он уже видел подобные рисунки - в
альбоме, который ему дали посмотреть. Тогда он еще не умел читать и
фамилия художника осталась ему неизвестной. Но картины жили в памяти - не
похожие ни на что другое, не встреченные больше ни в одном музее.
И еще одно поражало Ивика: вероятно, смутные видения в глубине закрытых
век видели многие, а может быть, и все люди. Но почему же только для них
двоих - для Ивика и для того сказочного художника - они сложились в один
целостный мир, почти земной?.. Почти.
Для Ивика в эти минуты, кроме реального окружающего мира, существовал
еще и второй - объемный и красочный мир фосфенов.
Объемный. Красочный. Осязаемый.
Сегодняшний урок стал своеобразным патентом на право существования
этого второго мира. И сейчас он тоже здесь, в том же самом объеме, где
разместились его класс, и школа, и набережная... Ивик даже съежился от
этого ощущения. Высоты он никогда не боялся, но при взгляде вниз у него
появилось щемящее, сладковатое томление по несбывшемуся полету, и нечто
похожее испытывал он и сейчас.
Хотя почему несбывшемуся?
Сноп искр вихрился в зеленоватой глубине, постепенно удаляясь,
вытягиваясь в пепельный таинственный коридор. В него надо было успеть
войти прежде, чем он совсем погаснет, и мальчик, прикрыв ладонью глаза,
чтобы никто не видел его сомкнутых век, поднялся со своего места.
- Что тебе, Ивик? Я сказал - вопросы на переменке.
- Мне... нехорошо. Можно, я выйду?
- Да, да, конечно. Тебя проводить? Мальчики...
- Нет! Не надо. Я сам.
Дверь-то рядом, вот она уже и за спиной, и шершавенькая шкурка
коридорной стены, и сумеречный тоннель, уходящий в непроглядную темноту.
Ивик продолжал бесшумно скользить к выходу, не замечая, что давно уже
приоткрыл глаза - между притягательной глубиной, манившей его в иллюзорную
даль, и этими неосвещенными сводами старинного школьного здания не было
больше никакого различия. Он скорее нащупал, чем разглядел узенькую дверцу
запасного выхода - и вот он уже был на набережной.
Обыденность полупустой набережной, которую он видел каких-нибудь сорок
минут назад, направляясь в школу, поразила его больше, чем огненное
лавовое поле или чернота космического пространства. Но ничего этого не