"Антонио Ларрета. Кто убил герцогиню Альба или Волаверунт " - читать интересную книгу автора

застарелая ревность, - со всеми она кокетничала, словно желая вновь разжечь
уже подернувшийся пеплом костер страсти, - и с Пиньятелли, имевшим на правах
родственника свободный доступ во дворец, и с Корнелем, продолжавшим
конспиративно встречаться с ней у дона Фернандо и поэтому часто навещавшим
ее, и даже с Костильяресом, который безоговорочно принял сторону простого
народа и бесстрашно боролся против проекта ее же дворца... Каждому из них
она успевала шепнуть что-то ласковое на ухо и подарить мимолетную улыбку,
каждого успевала как бы невзначай коснуться веером или будто в
бессознательном порыве сжать ему руку и больше, чем нужно, удержать ее в
своей руке, и, наконец, - что хуже всего - для каждого была припасена своя
слеза - из тех, знаете, быстрых слез, что вдруг набегают на глаза, никогда,
впрочем, не проливаясь, но их блеск проникает вам прямо в сердце. Мое
беспокойство было так велико, что глухота стала совсем непроницаемой.
Никогда ее губы не казались мне такими яркими, такими вызывающими, как в тот
раз, когда она произносила неслышимые мне слова, может быть и безобидные, но
обращенные к другим и поэтому заставлявшие меня предполагать, что она
говорит о чем-то чувственном, сугубо интимном. Охваченный ревностью, остро
переживая свою глухоту, я молча крутил в руках табакерку рапе[80], пока не
наступило время садиться за стол.
(Гойя прямо-таки молодеет, когда в нем оживает ревность; возможно, он
еще сдерживается, потому что его ревность, несомненно, направлена и на меня,
ведь с его необыкновенной врожденной интуицией, которую он не раз
демонстрировал и которая еще более обострилась с его глухотой, он не может
не знать, что я, подобно Корнелю, Костильяресу, Пиньятелли и подобно ему
самому, тоже был одним из многих любовников Каэтаны, собравшихся на ее
последний праздник.)[81]
Мы сидели друг против друга в центре большого овального стола; на
почетные места справа и слева от себя она посадила обрученных, чтобы, как я
подозреваю, немного отдалиться от самых докучливых гостей - принца Фернандо
и графа-герцога Бенавенто-Осуна, которым, впрочем, она тоже оказала
уважение, посадив справа от них графа де Аро с будущей графиней. Сама же
она, довольная и улыбающаяся, сидела между кардиналом и Костильяресом и явно
забавлялась их полным несходством во всем, начиная от характеров и кончая
манерой одеваться; с кардиналом, как мне было известно, ей нравилось вести
долгие разговоры о ботанике - ее новом увлечении, что же касается тореро, то
их отношения в последнее время были очень неустойчивыми и напряженными, и
невольно закрадывалось подозрение, что сжигавший их огонь уже совсем угас;
моими соседями - с моей стороны стола - оказались Рита Луна, с ней мне было
довольно легко общаться, потому что она обладала превосходной дикцией
профессиональной актрисы, и графиня-герцогиня, которая с достойной уважения
старательностью собирала и растягивала тончайшие губы над своими огромными
зубами, стараясь, чтобы я как можно лучше понял, что она хочет заказать
новую серию маленьких панно для нового кабинета и полагает, что теперь мне
будет легче их сделать, поскольку меня больше не отягощают обязанности
Первого Художника Короля[82]. Но вот все частные разговоры, случайные и
отрывочные, в том числе, разумеется, и мои, вдруг смолкли: всеобщее внимание
переключилось на другую тему. Кто-то упомянул о неудавшейся попытке поджога.
Посыпались вопросы, объяснения, предположения, шутки, которые не вполне
доходили до меня, пока все не умолкли, давая возможность хозяйке дома
высказать свое мнение и изложить свой взгляд на этот случай. Она была не