"Эрик Ван Ластбадер. Вознесение к Термагантам (Сб. "Число зверя")" - читать интересную книгу автора

художница. Она была одета в оранжевую рубашку и брюки цвета ржавчины,
поверх которых был надет длинный красный передник, жесткий от засохшей
краски. И все равно была видна вышитая на нем спереди белая пентаграмма.
Любопытная декорация, можете вы сказать, и будете правы. Но куда более
любопытными были ее глаза. Клянусь, они были цвета неполированной бронзы и
без зрачков.
- Леди, я не знаю, кто вы, но буду вам очень обязан, если вы скажете
мне, куда я, к чертям, попал. И еще - нет ли у вас чего-нибудь выпить,
желательно с высоким содержанием алкоголя.
- Я говорила о картинах. Хотя они и не закончены, мне было бы
интересно, находите ли вы их действенными.
Она говорила с таким нажимом, как говорят только полностью
захваченные своей страстью. Слышала ли она вообще, что я сказал? Не важно;
ее страсть заставила меня приглядеться к картинам повнимательнее.
Насколько я мог судить, они все были посвящены одной и той же теме: серия
пейзажей, связанных общей композицией и стилем, зарисованные в разное
время дня и года. Я был уверен, что не знаю, на что смотрю, и все же сама
эта уверенность наполнила меня невыразимой грустью, будто меня пронзили в
сердце.
- Конечно, конечно. Они очень красивы. - Но я все еще был отвлечен и
мне отчаянно нужно было глотнуть чего-нибудь покрепче. - Послушайте, мне
кажется, вы не поняли. Минуту назад я был в Нью-йоркском баре и удирал от
психа с пистолетом, и вдруг оказался здесь. Я еще раз вас спрашиваю: где
это?
- Обозрите картины, - выразилась она несколько ходульно, как
свойственно европейцам. Ее рука поднялась и упала, как морская волна. -
Они вам ответят.
- Леди, ради всего...
- Прошу вас, - остановила она меня. - Меня зовут Вав. А вас - Вильям?
- Вы сказали - "Вив" - уменьшительное от Вивиан? - Я не был уверен,
что правильно расслышал.
- Нет, Вав. - Она произнесла это отчетливо. - Очень старое имя -
можно даже сказать, древнее. Слово из иврита, означающее "гвоздь". - Она
улыбнулась, и лицо ее раскрылось, как спелая дыня, проливающая ароматный и
восхитительный сок. - Я тот гвоздь, что соединяет балки над головой. Я та,
что дает приют усталым путникам.
Глядя на это лицо, я должен был засмеяться - другого выбора мне не
оставалось. Мне подумалось, что она даже приговоренному преступнику даст
возможность почувствовать радость в последние минуты жизни.
- Что ж, кажется, я такой и есть, - признал я. И быстро глянул в
окно. - Это же не.., стойте! Это же не может быть Сакре-Кер! Черт, он же в
Париже?
- Нет, это он, - сказала она.
- Но этого не может быть? - Я закрыл глаза, потряс головой и снова
открыл. Сакре-Кер остался на месте. Не растворился в клубе дыма. - Я теряю
рассудок.
- Скорее обретаете. - Она тихо засмеялась. - Успокойтесь, не надо
тревожиться. - Она отвела меня от окна. - Взгляните еще раз на картины,
хорошо? Я писала их специально для вас.
- То есть вы знали, что я здесь буду? Почему мне от этого стало так