"Андрей Лазарчук. Мы, урусхаи" - читать интересную книгу автора

Четыре дня пути предстояло по лощинам и падям - это ежели повезет и все
состроится так, как хотелось.

4.

Дошли до края.
Снова солнышко-ра блеснуло им на закате, дало полюбоваться собой и тихо
стаяло за острыми пиками итильских гор Аминарнен, что по-итильски значит
Королевские Горы, за которыми расстилался уже и сам великий Он-Двин,
Срединная Река, делящая мир на Восход и Закат.
Засветло распрягли и отпустили мамуков, сами найдут и дорогу обратную,
и еду свою - кусты под снегом. Спуститься с гор можно было только пешмя,
распираясь палками, а то и на веревках - и спуститься надо было сейчас,
сразу, до глухой тьмы.
Разобрали поклажу. Манилка вел, пробивая собой глубокую колею, Мураш и
четверо с ним, самые сильные, замыкали. Спускаясь, потели; шатались,
осклизывались, падали - мокрые и горячие. Кто-то к середине спуска уж и
вставать не хотел - тех били. Долго провозились с веревочным спуском, но там
и сам Манилка другим манером не прошел бы - высок был обрыв. И спустились
почти до конца, и даже ночь не помешала б делу, да только вот в самом конце
молодой пешка-урус Котейка сплоховал: то ли палка такая непрочная попалась,
то ли что - а сорвался он вдруг и молча, никто и не понял ничего, головой
вперед по проторе шагов десять пронесся, зацепил троих - и прямо в комель
кривой сосны пришел. Ну, собрались. Котейка не дышал, голова сбилась набок,
глаза изумленно видели что-то совсем иное. А с зацепленным им десятским
Лепом худо оказалось: правая нога повыше щиколоток хрустела и быстро
надувалась, и что тут скажешь: отходил свое Леп надолго, как бы и не
навсегда.
Мураш - и прочие рядом - посмотрел вверх. Склон нависал, как стена,
пропадая в черном небе. Только что спустились оттуда, а уже не верилось.
Умные мамуки на полпути к дому...
Вдвоем нести по ровному - не дотащить живого: долго, замерзнет. Значит,
четверых отряжать. А наверх втащить - и шестерых мало.
Четверть сотни уйдет, врага не повидав...
- Жалей меня, Мураш, - ясно сказал Леп. - Или давай, я себя сам
пожалею...
Мураш молча сел рядом с ним, взял за руку. Твердая была рука...
- Да, - сказал он. - Прости, Леп.
- И ты меня прости... Мое жало только возьми. Потом себе оставь.
Получится - женке вернешь. Не получится - и то ладно.
- У тебя жива еще?
- Жива... Крепкая жила, из горынычей.
- Помню ее. А мои все...
- Знаю, Мураш. Передать им что?
- Скажешь, скоро свидимся. Пусть не скучают.
- Ладно...
Мураш принял жало Лепа, поворочал в ладони, привыкая. Рукоять была
костяная, шершавая, ухватистая, клинок - трехвершковый, трехгранный, чуть
изогнутый, с детский палец толщиной, на конце сплюснутый и отточенный, у
основания загрубленный, чуть зернистый; древняя вещь.