"Иван Иванович Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным" - читать интересную книгу автора

положение, в которое поставил себя мой товарищ, хотя вся эта сцена была для
меня загадкой. Статский продолжал твердым голосом: "Я русский дворянин,
Пушкин: это засвидетельствуют мои спутники, и потому вам не стыдно иметь
будет со мной дело".
При имени Пушкина блеснула в голове моей мысль, что передо мною стоит
молодой поэт, таланту которого уж сам Жуковский поклонялся, корифей всей
образованной молодежи Петербурга, и я спешил спросить его: "Не Александра ли
Сергеевича имею честь видеть перед собою?"
- Меня так зовут, - сказал он, улыбаясь.
"Пушкину, - подумал я, - Пушкину, автору "Руслана и Людмилы", автору
стольких прекрасных мелких стихотворений, которые мы так восторженно
затвердили, будущей надежде России, погибнуть от руки какого-нибудь
[Денисевича]; или убить какого-нибудь [Денисевича] и жестоко пострадать...
нет, этому не быть! Во что б ни стало, устрою мировую, хотя б и пришлось
немного покривить душой".
- В таком случае, - сказал я по-французски, чтобы не понял нашего
разговора [Денисевич], который не знал этого языка, - позвольте мне принять
живое участие в вашем деле с этим господином и потому прошу вас объяснить
мне причину вашей ссоры.
Тут один из ассистентов рассказал мне, что Пушкин накануне был в
театре, где, на беду, судьба посадила его рядом с [Денисевичем]. Играли
пустую пиесу, играли, может быть, и дурно. Пушкин зевал, шикал, говорил
громко: "Несносно!" Соседу его пиеса, по-видимому, очень нравилась. Сначала
он молчал, потом, выведенный из терпения, сказал Пушкину, что он мешает ему
слушать пиесу. Пушкин искоса взглянул на него и принялся шуметь по-прежнему.
Тут [Денисевич] объявил своему неугомонному соседу, что попросит полицию
вывести его из театра.
- Посмотрим, - отвечал хладнокровно Пушкин и продолжал повесничать.
Спектакль кончился, зрители начали расходиться. Тем и должна была бы
кончиться ссора наших противников. Но мой витязь не терял из виду своего
незначительного соседа и остановил его в коридоре.
- Молодой человек, - сказал он, обращаясь к Пушкину, и вместе с этим
поднял свой указательный палец, - вы мешали мне слушать пиесу... это
неприлично, это невежливо.
- Да, я не старик, - отвечал Пушкин, - но, господин штаб-офицер, еще
невежливее здесь и с таким жестом говорить мне это. Где вы живете?
Денисевич сказал свой адрес и назначил приехать к нему в восемь часов
утра. Не был ли это настоящий вызов?..
- Буду, - отвечал Пушкин. Офицеры разных полков, услышав эти
переговоры, обступили было противников; сделался шум в коридоре, но, по
слову Пушкина, все затихло, и спорившие разошлись без дальнейших
приключений.
Вы видите, что ассистент Пушкина не скрыл и его вины, объяснив мне вину
его противника. Вот этот-то узел предстояло мне развязать, сберегая между
тем голову и честь Пушкина.
- Позвольте переговорить с этим господином в другой комнате, - сказал я
военным посетителям. Они кивнули мне в знак согласия. Когда я остался вдвоем
с Денисевичем, я спросил его, так ли было дело в театре, как рассказал мне
один из офицеров. Он отвечал, что дело было так. Тогда я начал доказывать
ему всю необдуманность его поступков; представил ему, что он сам был кругом