"Александр Герасьевич Лебеденко. Восстание на 'Св.Анне' " - читать интересную книгу автора

украинец Павло Вороненко, чернявый парень, задумчивый певун с маленьким
приятным тенорком, и 40-летний сверхсрочный матрос - Фомин. Это был человек
себе на уме, лицемер и ханжа. Перед бурей он всегда надевал чистую сорочку,
утром и вечером по получасу клал поклоны в углу каюты или просто на койке,
не обращая внимания на насмешки, а иногда и толчки соседей. Крестился после
каждого богохульства, которыми изобиловала речь молодых матросов, с крестом
садился за еду и вставал от стола, а по вечерам при свете лампы читал
псалтырь, книжку в блестящем черном переплете с широкой, когда-то малиновой,
а теперь просто грязной лентой.
Механики и кочегары жили в другом кубрике на корме.
Появление арестантов произвело на команду большое впечатление. Матросы
то и дело ходили по коридору и, несмотря на окрики часового, задерживались у
дверей каюты, занятой арестантами. Капитан приказал закрыть правый коридор
под спардеком. Тогда матросы стали ходить с юта на бак и обратно через
другой коридор, шедший по другому борту. Каждый день после обеда
арестованных выводили на прогулку, причем капитан или старший удаляли на это
время с бака всех, кроме вахтенного матроса; команде запрещалось
разговаривать с арестованными. Во время одной из прогулок мне удалось
получше рассмотреть всех троих. Впереди шагал худой, изможденный человек.
Острые плечи его выступали углом из-под выцветшего драпового пальто. На
ногах ботинки и галоши со стоптанными задниками. Из-под шляпы торчат черные,
прямые, почти до плеч волосы. Второй, хромой, по-видимому, из мастеровых,
тянул собачью лапку. У него широкое, добродушное лицо с толстым носом и
светлые маленькие глаза. Одет он в потрепанную, подбитую мехом кожаную
куртку. Третий - молодой в оленьих сапогах, худой и тощий, как жердь, одет
по-городскому. Арестованные медленно двигались вдоль бортов, молчали и
глядели на льды и на дымивший впереди ледокол.
Через полчаса их опять уводили в каюту, и они на сутки скрывались от
наших взоров.
На пятый день пути ледокол вступил в поля торосов, неровных ледяных
глыб, согнанных из просторов Баренцева моря северными бурями в горло Белого
моря.
Если трудно пробиваться сквозь ледяные поля, где ровный и ломкий лед
легко поддается усилиям ледокола, то движение среди сбитых в одну крепкую
массу торосов похоже на титаническую борьбу черного чудовища с ледяной
стихией.
Тяжелый ледокол разгоняется и налетает с разбега на ледяной барьер. С
треском и грохотом рушится лед. Подгоняемое могучим напором винтов
широконосое чудовище вздымается над льдами все выше и выше, словно стремясь
взобраться на снег всем туловищем. Кажется, вот-вот вылезут из воды черные
тюленьи плавники-лапы и ледокол, карабкаясь и цепляясь, ухватится за край
упорных, не поддающихся льдин.
Но льдины не сдаются, - ледокол замер, подняв кверху плоский черный
нос. Секунда - и он сползает назад. Винты работают задним ходом, - ледокол
опять берет разбег. Опять стучит машина, и судно прыгает на глыбы льда. Еще
неудача, еще - разбег и новый скачок. И так, пока не рухнет с громом и
плеском сокрушенная ледяная глыба и не откроется путь вперед на
десяток-другой метров.
В этой битве нельзя не победить. Стоит ледоколу остановиться - и вода
кругом замерзнет. Льды, назойливые, упорные, полезут вдоль бортов, взберутся