"Александр Герасьевич Лебеденко. Восстание на 'Св.Анне' " - читать интересную книгу автора

- Брось, Кашин, я ведь не военный. Зови меня Николаем Львовичем. Давно
служишь?
- Ох, давно, барин. В Порт-Артуре был, на германа ходил, и вот опять
забрили.
- Разве ты не своей охотой?
- Своей охотой... Партизан я. А только война не масленица. Можно бы,
так не пошли бы. Вернулся я с германского фронта, а тут большаки стали
хозяйство отбирать. Реквизиции пошли. Да на веру нашу - староверы мы -
походом пошли. Хозяйства у нас крепкие. Лес гоним, пушнину бьем, смолу
курим, - с достатком жили. Прижиму наши, пинежские, не любят. Вот и пошли мы
против большаков в партизаны, только от домов своих ни за что уходить не
хотели. Дома воюем до последнего, а от домов ни шагу. Большаков мы отогнали,
ушли они, а нас господа офицеры в Архангельск погнали, а мы штыки в землю.
Не пойдем - и крышка! Ночью офицеры наши ружья покрали, а нас англицкий
конвой погнал. Вот тебе и по своей воле!
Он крякнул, утер рыжие усы широким волосатым тылом руки и сплюнул. Тут
же виновато посмотрел на меня, не сержусь ли я за плевок.
- А в Мурманске долго был ? - спросил я.
- Третий месяц пошел. По осени на ледоколе привезли из Архангельска
через студеное море.
- А дома кто остался?
- Браток да невестка. Жены нету. Померла, как в солдатах был. И дите
малое, шестой годок был - мальчонка, - за нею помер. Али сам, али виноват
кто - не знаю. На фронте в Румынии был. Война вот она какая, горе! Куда же
своей охотой?... - закончил он и усталыми глазами посмотрел в сторону, в
марево горизонта.
Мы помолчали.
- А эти?.. Арестованные... что за люди? - спросил я осторожно, словно
нехотя, равнодушно. Ответишь, мол, ладно, не ответишь - не надо. И сам стал
смотреть в другую сторону, где уходила вдаль блестящая снеговая гладь.
Кашин оглянулся кругом, пересел удобнее и прошептал:
- Чудной народ, барин. Особливо тот, главный. Молчит больше, а как
говорит - так ласково и спокойно. Да все о чем-то другим рассказывает, а те
слушают, словно деньги им платят. А о чем говорит, не слышно. А то поют
вместе хором. Про себя. Все хорошие песни - северные, наши, а то солдатские
с фронта.
- А ты с ними говорил?
Кашин внезапно насторожился.
- Я? Нипочем! Что вы, разве полагается?
- А почему ты говоришь - главный? Разве он комиссар или из центра?
- Не знаю. В Мурманске, как на судно идти, впервой их увидел, а только
слушают его все. Щуплый, дохлый, а сила в ем, как в кошке, - упадет - не
разобьется.
- А откуда они, не знаешь?
- А с Еханги-каторги. На суд везли. Старшой, бают, приезжий из Москвы,
а те архангельские. Один мастеровой с лесопилки, другой студент - на дохтура
учился...
- А твои ребята, значит, разговаривают с ними?
Этот вопрос испортил все дело. Кашин встал, поправил шапку, откозырнул
и деловито и торопливо заявил: