"Ричард Ли, Майкл Бейджент. Цепные псы церкви: Инквизиция на службе Ватикана " - читать интересную книгу автора

собственная теология, будет его вечным проклятием. Словом, он понимает, что
служит злу. Потому как знает, что, встав под знамена власти мирской и
преходящей и искушая Иисуса подобной властью, он оказывается заодно с
дьяволом, что он и дьявол - одно лицо. Со времени первого выхода в свет
"Братьев Карамазовых" великий инквизитор Достоевского закрепился в нашем
коллективном сознании как канонический образ и олицетворение инквизиции.
Мы можем понять мучительную дилемму престарелого прелата. Мы можем
восхищаться сложностью его характера. Мы даже можем уважать его за
готовность принять личное мученичество, за то, что он сам себя обрекает на
вечные муки во имя института, который полагает более великим, чем он сам. Мы
также можем уважать его за его реализм в понимании людей и полное отсутствие
иллюзий, за земную мудрость, распознающую законы и механизмы мирской власти.
Некоторые из нас вполне могут задаться вопросом, а не пришли бы мы к
необходимости поступать так же, как он, будь мы на его месте и с грузом его
обязанностей на плечах. Однако несмотря на всю терпимость, несмотря на все
понимание, возможно, сочувствие и прощение, которые мы можем найти для него
в своей душе, нельзя избежать сознания того, что он с точки зрения любых
моральных стандартов честности в корне своем порочен и что институт,
представленный в его лице, воздвигнут на чудовищном обмане и лицемерии.
Насколько точен и правдоподобен портрет, нарисованный Достоевским? Насколько
правдиво изображенная в притче фигура отражает реальный исторический
институт? И если инквизицию, олицетворяемую престарелым прелатом
Достоевского, действительно можно равнять с дьяволом, то в какой мере это
можно распространять на Церковь в целом? Для большинства людей сегодня любое
упоминание об инквизиции предполагает инквизицию в Испании. Обращаясь к
институту, который отражает Римско-католическую церковь в целом, Достоевский
тоже прибегает к образу испанской инквизиции. Но инквизиция в том виде, в
каком она существовала в Испании и Португалии, была уникальностью этих
стран - и, по сути дела, подотчетна короне по крайней мере в такой же
степени, как и Церкви.
Это не должно внушать мысль, что в других местах инквизиция не
существовала и не вела свою деятельность. Она существовала. Однако папская
(или римская) инквизиция - под каковым названием она была известна сначала
неформально, затем официально - отличалась от инквизиции Иберийского
полуострова. В отличие от своих аналогов с Иберийского полуострова, папская
или римская инквизиция не была подконтрольна какому-либо светскому монарху.
Действуя на пространстве всей остальной Европы, она была подотчетна только
Церкви.
Созданная в начале тринадцатого века, она опередила испанскую
инквизицию примерно на 250 лет. Она же и дольше просуществовала, чем ее
аналоги с Иберийского полуострова. Если инквизиция в Испании и Португалии
была упразднена к третьему десятилетию девятнадцатого столетия, папская -
или римская - инквизиция выжила. Она существует и продолжает активно
функционировать даже сегодня. Правда, действует она под новым, менее
позорным и опороченным названием. Под своим нынешним более благопристойным
именем Конгрегации доктрины веры она по-прежнему играет заметную роль в
жизни миллионов католиков по всему земному шару.
Было бы ошибкой, однако, отождествлять инквизицию с Церковью в целом.
Они не один и тот же институт. Какое бы значение ни имела инквизиция - и
раньше, и сейчас - в римско-католическом мире, она остается только одной