"Джек Линдсей. Ганнибал " - читать интересную книгу автора

Он пристально смотрел на очаровательное лицо юноши, смуглое, с
маленьким тонким носом, на свободно рассыпавшиеся кудри и красивый рот,
который, пожалуй, слишком мал и с годами станет жестким и злым. Он наблюдал,
как меняется выражение этого лица, словно хотел увидеть на нем отражение
своих собственных мыслей. После первого потрясения, после смутного
предчувствия, что эти невероятные слова наконец будут сказаны, Сфараг
испытывал не столько чувство благодарности, сколько боязнь провиниться в
чем-нибудь, - тогда обещание наверняка будет взято назад. Чтобы скрыть свои
опасения, он бросился ниц перед Ганнибалом, обхватил его ноги и облобызал
сандалии.
- Ты еще не свободен, - сказал Ганнибал сухо. - Продолжай работу.
Он повернулся, чтобы уйти, и Сфараг, испугавшись, что все испортил,
нехотя поднялся и взялся за мотыгу, шепча что-то с мрачным видом.
- Придешь ко мне после ужина, - бросил ему Ганнибал.
Чем-то, по крайней мере, будет отмечен сегодняшний день; если это и не
будет настоящим поводом для ознаменования, то, тем не менее, достаточным
поводом. Сфараг не заслуживал того, чтобы его отпустили на волю; намерение
освободить его как-то унижало самую идею свободы, и все же кто мог бы
противостоять этой идее? Ганнибал вдруг снова преисполнился снисхождения и
устыдился такой мысли, вспомнив переходы своей армии по римским дорогам. В
его памяти возникли далекие годы. Как молод был я тогда, о Мелькарт
<Мелькарт ("владыка города") - верховный бог финикийского Тира, аналогичный
сидонскому Эсмуну или Эшмуну и близкий к египетскому Осирису. Исторически он
является одной из форм общесемитического Баала ("Господа"), но
преимущественно как бог-хранитель города, государства и гражданских
установлений. Его культ целиком перешел и в Карфаген. В греко-римские
религиозные представления он проник под мало измененным именем Меликерта, но
чаще всего его отождествляли с Гераклом.>, как молод был я, когда с вершины
горы глядел вниз сквозь клубящийся туман; а теперь я стар, пятидесятилетний
старик и неудачник. Он ощутил пустоту меж руками, и ему страстно захотелось
вновь упиваться надеждой и страхом. Шагая по дорожке к дому, он любовался
узорчатой тенью, падавшей на стену от листьев и ветвей, и думал о том, что
опять идет в западню, и был рад этому. Сейчас ему не терпелось поскорее
оказаться на пороге дома, и он прибавил шагу. Расправив плечи, он глубоко
вздохнул. Нет, он не неудачник, он в самой счастливой своей поре, и он
готов. Тело его напряглось; он уже не презирал красивого греческого юношу,
затягивающего ремешок и так явно дрожащего от нетерпения, что вся его
атлетическая выучка сошла на нет. Пусть звучат трубы. О добрый глас опасной
зари!
Его мышцы напружились, ноздри нетерпеливо раздулись в жестком изгибе,
глаза сузились с затаенной страстью.
Минуту он стоял на пороге, не замечаемый гостями.
- Я здесь, господа!
Мгновенно воцарившаяся тишина казалась ему той бурей, которой он
жаждал, сопротивление придавало ему силы для новой борьбы. Это было уже
кое-что, но не все. Он принял решение, и все же не мог побороть чувства
презрения к людям. Какие еще могут быть у меня дела с ними? Он хотел было
крикнуть: Мелькарт! Освободи меня от безнадежного бдения! Однако его голос
звучал холодно, вызывающе, уверенно.
Гости вскочили - не из вежливости или раболепия, а словно его приход