"Гертруд фон Лефорт. Плат Святой Вероники " - читать интересную книгу автора

последние болезненные ласки моей покойной матери в те безрадостные годы,
проведенные ею в клинике, когда она уже не могла переносить общества людей.
Я тогда почти совсем не помнила матери, лишь временами она представлялась
мне стоящей где-то вдали, в прохладной тени, и все еще ждущей моего отца,
так же как она ждала его когда-то, когда совершила то ужасное покушение на
свою жизнь, о котором мне было известно из разговора тетушки Эдельгарт и
Жаннет. Позже, несколько лет спустя, когда я напомнила Жаннет про этот
разговор, она горячо уверяла меня, что они с тетушкой никогда не упоминали в
моем присутствии об этом поступке матери, что я, должно быть, узнала о нем
тем же загадочным способом, каким узнавала и многое другое.
- Поверь мне, Зеркальце, я точно помню, что мы тогда просто говорили о
том, на какие ужасы способна обманутая страсть. Быть может, уже одно это
было большой неосторожностью с нашей стороны, ведь ты была еще совсем
ребенком. Правда, иногда ты вдруг обнаруживала такие неожиданные познания,
что мы просто диву давались; пожалуй, можно сказать, что ты была не по годам
умна и проницательна. Но вместе с тем ты была еще глупышкой: мимо того, от
чего другие дети сразу бы насторожились, ты часто проходила как слепая,
ничего не заметив. Нам трудно было правильно оценить твою способность
воспринимать окружающий мир, и ты должна простить нас с тетушкой за то, что
мы тебя то переоценивали, то недооценивали...
И тогда, когда прибыли кошки, тетушка Эдельгарт тоже решительно
недооценивала меня. Дело в том, что посыльный, лично доставивший кошек в
Рим, привез также письмо от отца, а его письма всегда немного выводили
тетушку из душевного равновесия, так как в юности она была помолвлена с моим
отцом, и, когда помолвка была расторгнута - тогда я еще не знала, по каким
причинам, - отец обручился с ее сестрой. Я отчетливо помню, как она читала
письмо своего бывшего жениха бабушке, которой оно и было адресовано. Ее
мягкий голос как будто слегка звенел и казался тише, чем обычно; волнение
моей тетушки никогда не прорывалось бурными, ослепительными каскадами, как
темперамент бабушки, оно как бы таилось под тихим, стеклянно-ледяным
покровом, и мы лишь иногда видели и слышали его, словно некий таинственный,
бурливый поток.
Отец писал, что из уважения к памяти своей усопшей супруги, которую он
сделал такой несчастной, он оставил у себя кошек и заботился о них, но
теперь вынужден расстаться с ними, так как намерен присоединиться к ученой
экспедиции, отправляющейся в дальние пределы земли. И что он надеется еще
послужить своей науке, тем более что ему теперь не страшны ни вредный
климат, ни опасности длительного путешествия, так как жизнь для него по
известным причинам уже не представляет собой большой ценности.
- Он сам признает, что не выполнил свой долг в отношении
Гины, -промолвила тетушка Эдельгарт, ловко сложив письмо своими тонкими
пальцами и отодвинув его в сторону.
Я решила, что при этом она подумала не столько о моей матери, сколько
обо мне, ибо тетушка часто истолковывала слова и мысли по-своему, вкладывая
в них иной смысл. И я заплакала. Мне вдруг показалось, будто неутихающий зов
в моем сердце был связан лишь с отцом и с тем загадочным обстоятельством,
что ему, который никогда не был тяжело болен и прикован к больничной
постели, как моя мать, похоже, не было до меня никакого дела. А бабушка
сказала в своей легкой, гордой манере, и при этом так, словно она все еще не
решалась принимать всерьез последние слова письма: