"Гертруд фон Лефорт. Плат Святой Вероники " - читать интересную книгу автора

С этого дня бабушка стала вполне осознанно приближать меня к себе.
Теперь мне разрешалось подолгу бывать в ее комнате, которая сама по себе
обладала для меня волшебной притягательной силой. В ней собрано было
множество восхитительнейших вещей, и я рассматривала их с неиссякаемым
любопытством. Там стояли шкафы и кресла, посреди пышной резьбы которых
ползала маленькая неутомимая пчела из герба могущественных Барберини[3]. На
стенах висели старинные коричневатые гравюры Пиранези с великолепно
выполненными видами Рима, необычайно возбуждающие фантазию. Там можно было
полюбоваться и на музицирующих ангелов Мелоццо да Форли* (* Мелоццо дельи
Амбрози (1438-1494) - итальянский художник-монументалист, работавший в
Форли, Риме, Лоретто и Урбино. Его слава была основана на росписи купола
церкви св. Апостолов в Риме. Живопись эта была уничтожена при перестройке
церкви в нач. XVIII в. Куски фресок с изображением поющих и играющих на
различных иснтрументах ангелов хранятся ныне в Сакристии св. Петра. Ангелы
Мелоццо - самая известная его работа.) в превосходных копиях, изготовленных
специально для бабушки. А на столах и этажерках, в изящных чашах или сами по
себе, лежали сотни обломков разноцветного мрамора, и бабушка любила
рассказывать, где и при каких обстоятельствах она нашла тот или иной из них.
Ризничий какой-нибудь излюбленной паломниками церкви едва ли рассказал бы о
хранимых им реликвиях больше, чем рассказывала бабушка о своих, казалось бы,
таких похожих друг на друга камнях. Ибо даже самые маленькие и неприметные
вещи в этой комнате попадали туда не случайно, но были связаны с бабушкой
какими-то незримыми узами. Они обрамляли ее образ, словно драгоценная рама,
а нежность бабушки, в свою очередь, окружала вещи именно той атмосферой,
которая была им нужна, и представить себе какой-либо предмет из этой комнаты
где-нибудь в другом месте было невозможно. И прежде всего она была немыслима
без старинной венецианской люстры с цветами из матового стекла, которой,
казалось, увенчали эту роскошную комнату, словно сияющей гирляндой или
диадемой, льющей на предметы не только свет, но и высокую, праздничную
радость. По вечерам, особенно если у бабушки были гости, я не могла
дождаться, когда зажгут люстру, и чуть не каждую минуту подбегала к окну,
чтобы посмотреть, не опустился ли наконец величественный занавес, образуемый
вечерней тенью Пантеона.
В этой прекрасной, нарядной комнате я и проводила с тех пор бльшую
часть своего дня, поскольку бабушка - вероятно, для того, чтобы мое
присутствие там имело должное оправдание в глазах тетушки
Эдельгарт, -возложила на меня почетную обязанность ежедневно приводить в
порядок ее сокровища и смахивать с них пыль, а так как это нежное занятие
можно было продлевать сколько угодно, что я, конечно же, и делала, то
счастье мое не знало более никаких границ.
Однако эта комната была не единственным местом моего общения с
бабушкой: однажды она вдруг заявила, что уже слишком стара, чтобы выходить в
город одной. Никто, разумеется, не принял ее слова всерьез, так как бабушка
была тогда еще так бодра и неутомима, что опасаться усталости следовало
скорее ее спутникам, особенно если речь шла о прогулке по Риму. Но тетушке
не приходило на ум, что бы она могла возразить ей, когда бабушка брала меня
с собой, хотя она, вероятно, нашла бы доводы, если бы причиной была названа
забота о моем досуге или образовании. Ведь моя бедная мать, насколько мне
было известно, настойчиво просила, чтобы моим воспитанием руководила ее