"Гертруд фон Лефорт. Суд моря " - читать интересную книгу автора

который она так и не смогла заставить себя выучить; Бюдок же овладел им. И
потому она последовала за ними молча.
Когда же она оказалась напротив него в маленькой лодке, совсем близко
от воды, вблизи бездонного, ясного, всеведущего ока моря, ей вдруг
показалось, что он заводит с ней в темноте какой-то таинственный разговор -
не голосом своих уст, а голосом своей крови, этой древней кельтской крови,
струившейся как в его, так и в ее жилах, глубокой, как прекрасные озера их
родины, темной, как леса волшебника Мерлина, и дикой, как гулкие скалистые
берега, где Дева, Несущая Смерть, тихонько поет гибнущим мореходам
колыбельную песнь их матерей. Ей казалось, будто она смотрит прямо сквозь
глаза Бюдока, которых она не могла видеть в темноте, в бездонную глубину
нерушимой верности - не нежной, благородной верности ее собственной любви,
а верности непримиримой ненависти, бесстрашной и хитрой, которая не боится
прикинуться перебежчиком, чтобы затем вернее погубить врага. Анна
чувствовала, что в них обоих затаилась одна и та же боль; она каждую
секунду ожидала услышать и голос его уст, который сообщит ей о судьбе юного
герцога. Но Бюдок, должно быть, не решался на это в присутствии камеристки;
было так ужасающе тихо, что можно было бы, наверное, расслышать даже шепот
где-нибудь у самого горизонта.
Лишь когда лодка с глухим стуком причалила к борту королевского
корабля и камеристка уже была наверху, он приблизил к ней свое темное лицо
и беззвучно шепнул ей прямо в ухо:
- Герцог мертв. Убийца его - сам король. Море осудило его, и ты...
ты...
Казалось, он задохнулся от рвущейся наружу радости триумфа. Он поднял
ее своими обнаженными по самые плечи руками - какое-то мгновение она не
знала, хочет ли он бросить ее вверх, как беззвучный ликующий вопль упоения
местью, или швырнуть в море, но в ту же секунду ноги ее коснулись палубы.
Оглушенная известием, Анна еще не осознавала себя, когда переступила
порог королевского шатра. Там было сумрачно; лишь от входа, где парусиновый
полог был привязан к двум резным столбцам, лилось внутрь сияние моря,
белое, как звезды.
Молодая королева стояла в торжественной позе, гордо выпрямившись, но
маленькое, невыразительное личико ее под золотым раздвоенным чепцом было
заплакано. Она испуганно и торопливо заговорила, обратившись к Анне. Со
стороны могло показаться, что она тоже думает об убийстве юного герцога, но
она думала только об исцелении своего маленького сына. Анна не понимала ее
- слова Бюдока звучали в ее сознании, как удары тяжелого колокола; нежная
тень убитого словно поглотила весь окружающий мир, Анна даже не заметила,
что королева говорит с ней, - она вообще не обратила на нее внимания. Но
потом она услышала голос Бюдока:
- Анна де Витре, госпожа королева желает знать, можешь ли ты спеть ее
больному сыну бретонскую колыбельную песню?
Анна не поняла его, так же как не поняла королеву. Ей лишь показалось,
что он говорит на языке королевы, в то время как он обращался к ней на ее
родном языке. Она не отвечала.
Высокие брови королевы дрогнули, казалось, она вот-вот пригрозит Анне.
Но в следующее мгновение маленькое, невыразительное личико ее приняло
совершенно беспомощный вид. Она сорвала с себя золотые цепи и надела их на
шею Анны, сняла с запястий свои браслеты и надела их ей на руки, расцеловав