"Урсула Ле Гуин. Вещи (Сб. "Человек в лабиринте")" - читать интересную книгу автора

- Эй, Лиф! - сказала вдова из Переулка Ткачей, переходившая улицу
несколькими домами ниже. - Я видела, как ты шел по улице, а после заката
ни единой души, и темно очень и тихо, как в... - Она не сказала, с чем
хотела сравнить темноту и тишину, опустившиеся на город, а продолжала: -
Ты хоть поужинал? Я как раз доставала жаркое из печки, а ни малыш, ни я не
сможем все это съесть до того, как наступит конец, это точно, и жалко же -
такое мясо пропадает.
- Что ж, большое спасибо, - говорит Лиф, снова натягивая плащ, и они
двинулись по Улице Каменщиков к Улице Ткачей, и в темноте морской ветер
буйствовал на безлюдных мостовых.
В доме вдовы были зажжены все лампы, и Лиф играл с ее малышом -
последним родившимся в городе ребенком. Он был маленький и пухлый и как
раз учился держаться на ногах. Лиф ставил его, а потом отпускал, и малыш
смеялся и падал, а вдова расставляла тарелки с горячим мясом и хлебом на
столе, покрытом плотной плетеной скатертью. Они принялись за еду, даже
ребенок, трудившийся всеми четырьмя зубами над ломтем черствого хлеба.
- А почему ты не на Холме или не в поле? - спросил Лиф, и вдова
ответила исчерпывающим, с ее точки зрения, образом:
- О, но у меня ведь ребенок.
Лиф оглядел маленький дом, который ее муж, бывший в свое время
укладчиком кирпичей у Лифа, построил собственными руками.
- Хорошо, - сказал Лиф. - Давно я не ел мяса.
- Я знаю, я знаю! Домов ведь никто больше не строит.
- Да, никто, - сказал он. - Ни оград, ни курятников, кирпичи не берут
даже для ремонта. Но твое полотно все еще нужно людям?
- Да, некоторые хотят встретить конец в новой одежде. Это мясо я купила
у Гневных, вырезавших все стадо нашего Сеньора, а заплатила деньгами,
вырученными за кусок прекрасного полотна, которое я выткала для платья его
дочери. Она хочет быть в этом платье, когда наступит конец! - Вдова слегка
хмыкнула насмешливо, но и сочувственно, и продолжала: - Но сейчас уже не
осталось льна и почти нет шерсти. Нечего ткать, нечего прясть. Поля
сожжены, а стада уничтожены.
- Да, - сказал Лиф, поедая доброе, поджаренное мясо. - Плохие времена,
очень плохие времена.
- И где теперь, - продолжала вдова, - брать хлеб, если все поля
сожжены? И воду? Ведь они отравили все колодцы! Я жалуюсь как Плачущие,
там наверху, да? Угощайся, Лиф. Ягненок, заколотый весной, - это лучшее в
мире мясо, так всегда говорил мой муж, а потом приходила осень, и он
говорил, что лучшее мясо - это жареная свинина. Давай, ешь, возьми вот
этот кусок потолще...
Ночевать Лиф вернулся в свой домишко на кирпичном дворе. Обычно он спал
спокойно и снов видел не больше, чем производимые им кирпичи. Но сегодня
все было иначе. Всю ночь напролет он плыл к Островам, а может, его несла к
ним по волнам какая-то сила. Когда он проснулся. Острова были для него уже
не просто догадкой или желанием: они становились реальностью, подобно
звезде, взирающей, как гаснет дневной свет. Острова - реальность, он знал
это. Но что же во сне переносило его туда над водою? Он не плыл, он не шел
по воде, яко посуху, не устремлялся к Островам под водой, как рыба; и
однако он пересек серо-зеленые равнины и гонимые ветром зыби моря и
добрался до Островов, он слышал зовущие голоса и видел огни городов.