"Урсула Ле Гуин. An die music" - читать интересную книгу автора

дворовых приятелей.
- ...да еще эта госпожа Рассе вечно сует повсюду свой нос! Влезла сюда,
даже не постучавшись, да еще спрашивает, знаю ли я, что собирается сделать
мой драгоценный Васли, словно ее собственными сорванцами можно гордиться!
Вот уж у кого рожи - грязней не придумаешь и глаза красные, как у
кроликов! Ну что, ты намерен как-то наказать его, Ладис? Или так и будешь
сидеть? Может, ты думаешь, я одна могу с ним справиться? Или тебя и такой
сынок устраивает?
- А что мне с ним делать? И вообще, мы сегодня есть будем или нет? У
меня в восемь урок, ты же знаешь. И ради Бога, дай мне минутку посидеть
спокойно.
- Спокойно? Значит, хочешь, чтобы тебя оставили в покое? Ну да, какое
тебе дело до того, что твой сынок превращается в грубое животное,
становится таким, как все здесь! Ну ладно, раз ты сам этого хочешь, с
какой стати мне-то беспокоиться. - Она зашлепала по кухне в своих розовых
шлепанцах, накрывая на стол.
- Маленькие дети всегда жестоки, - сказал Ладислас. - Они еще не
понимают, что такое жестокость. Потом поймут.
Жена только плечами пожала. Васли теперь уже рыдал у самой двери:
понял, что отец вернулся домой. Ладислас еще минутку подождал, потом
прошел в соседнюю комнату и немного посидел с мальчиком, не зажигая света.
Из третьей комнаты, где лежала бабушка, доносилась громкая танцевальная
музыка. Ладислас специально для нее купил в комиссионке этот
радиоприемник; радио было ее единственным развлечением, она только и
говорила, что об услышанном по радио. Васли жался к отцу; плакать он
перестал и выглядел совершенно измученным.
- Ты не должен так поступать, Васли. Ни ты, ни другие мальчики, -
шепнул ему отец. - Бедная кошка ведь куда слабее вас, она даже защитить
себя не может.
Васли молчал. Казалось, вся жестокость, вся нищета, вся тьма этого
мира, настоящая и грядущая, окружают их в этой комнате. Рядом в вальсе
ревели тромбоны. Васли жался к отцу и не говорил ни слова.
Среди рева тромбонов, густого, точно сладкая микстура от кашля, Гайе на
мгновение услышал глубокие чистые звуки - свой Sanctus, точно гром
небесный средь ясных звезд, из-за края Вселенной. Словно на мгновение с
дома вдруг сорвали крышу и ему удалось заглянуть прямо в темную бездну. По
радио заговорил ведущий - гладко и восторженно. Гайе снова вернулся на
кухню и сказал жене, пытаясь перекрыть пронзительные голоса дочек:
- Английский премьер-министр сейчас в Мюнхене, с Гитлером встречается.
Она не ответила и молча поставила на стол тарелки с едой - суп и
картошку. Она все еще была очень рассержена.
- Ешь да язык придержи, бесстыдник! - рявкнула она на Васли, который
уже обо всем забыл и вовсю болтал с сестрами.
Пока Гайе спускался с холма и шел по мосту через Рас в сгустившихся
сумерках, мелодия, которую он написал когда-то, упорно звучала у него в
ушах. Это была последняя из семи песен, которые еще в августе он сочинил
сразу, одну за другой; он все думал, достаточно ли семи песен, чтобы
отослать Отто Эгорину в Красной, и стоит ли переписать их для этого
начисто. Но сейчас его почему-то тревожили последние строки стихотворения:
"Не жалуюсь я, ибо это Ты в милости Твоей обрушиваешь на головы нам стены