"Урсула Ле Гуин. An die music" - читать интересную книгу автора

написанные никому не известным учеником Васласа Чея? Ясно, что нет. Вам,
насколько я понимаю, требовалось чье-то одобрение? Что ж, это в моих
силах. Я полностью одобряю вашу деятельность. Да, одобряю и призываю вас
писать больше музыки, больше. Почему вы ее не пишете?
- Я понимаю, как это мало, - сдавленным голосом проговорил Гайе. Лицо
его было искажено, рука елозила по узлу галстука, мяла и терзала его. Он
вызывал у Отто одновременно жалость и раздражение.
- Да, крайне мало, но почему бы не написать еще? - спросил Отто,
стараясь быть дружелюбным.
Гайе потупился, словно разглядывая клавиши, потом коснулся их рукой; он
весь дрожал.
- Видите ли, - начал он, потом вдруг резко отвернулся, сгорбился,
спрятал лицо в ладонях и разрыдался. Отто так и застыл на вертящейся
табуретке у фортепиано. Мальчик, о котором никто не вспоминал, все это
время смирно просидел на диване, свесив ножки в серых чулках; теперь он
соскользнул на пол и бросился к отцу; и, разумеется, тоже захныкал. Он
упорно тянул отца за куртку, пытаясь достать его руку, и шептал:
- Папа, не надо, папа, пожалуйста, не надо.
Гайе опустился на колени и одной рукой обнял ребенка:
- Извини, Васли. Не волнуйся, все хорошо... - Но он никак не мог
успокоиться, и Отто встал, позвал горничную жены и величественно приказал:
- Возьмите-ка этого молодого человека да угостите его чем-нибудь
вкусненьким, пусть порадуется, хорошо?
Горничная, спокойная молодая швейцарка, абсолютно уверенная, что все
жители Центральной Европы сумасшедшие, кивнула и, совершенно не обращая
внимания на плачущего мужчину, сказала:
- Пойдем-ка со мной, малыш. Как тебя зовут?
Но ребенок продолжал цепляться за отца.
- Ступай с этой госпожой, Васли, - сказал Гайе, и мальчик позволил
девушке взять себя за руку и увести.
- Хороший у вас малыш, - сказал Отто. - А теперь, Гайе, присядьте-ка.
Бренди? Немножко, а? - Он открыл дверцы бюро, выдвинул какой-то ящик,
фыркая и что-то ворча себе под нос, протянул Гайе стакан и снова уселся за
стол.
- Я не могу... - начал было совершенно измученный Гайе.
- Да, не можете; и я не могу; что ж, бывает. Возможно, вас это удивляет
больше, чем меня. А теперь послушайте, Ладислас Гайе. У меня нет времени
заниматься чужими бедами, у меня слишком много собственных забот. Но раз
уж мы с вами так далеко зашли, то я бы хотел знать: из-за чего вы сдались?
Гайе покачал головой и ответил по-прежнему покорно; смиренное выражение
исчезло у него с лица, лишь пока они занимались его сочинениями. Он
вынужден был бросить музыкальное училище, когда умер его отец; теперь ему
приходится содержать мать, жену и троих детей, будучи жалким чиновником на
заводе, изготовляющем шарикоподшипники и прочие мелкие детали. Там он
работает уже одиннадцать лет. Четыре раза в неделю по вечерам он дает
уроки игры на фортепиано, и ему разрешают пользоваться классом в Школе
Канторов.
Некоторое время Отто молчал; ему просто нечего было сказать в ответ.
- Господь явно позаботился, чтобы ваш жизненный путь был достаточно
тернист. Не повезло вам, - заметил он. Гайе не ответил. И действительно,