"Фриц Лейбер. Ночь волка" - читать интересную книгу автора

Вот уж, действительно, все смешалось в Америке в наши дни - ну, вы
знаете, - да так, что не осталось ни малейшей возможности определиться, куда
тебя занесло. Будто засуну ли тебя в обитую войлоком камеру в самой что ни
на есть изолированной тюрьме и вместе со всем этим вышвырнули на какую-то
сумасшедшую свалку. Если бы путешественник во времени из середины двадцатого
века перепрыгнул в наши дни через разделяющие их десятилетия и взглянул на
карту, найдись она у кого-нибудь, он бы подумал, что карта просто полиняла
Что с ней приключилась своего рода болезнь, от которой крошечные точки
безгранично разбухли, тогда как остальные места на карте, обозначенные
самыми крупными шрифтами и окрашенные в самые яркие тона, сжались до
ничтожных размеров.
Он ни за что бы не поверил, что мы достигли Марса, Венеры и даже
спутников Юпитера, прежде чем нас охватил недуг нажимания на кнопки,
распространившийся потом и на колонии.
На востоке он бы увидел Атлантик Хайлэндс и Саванна Фортрес. На
Западе - Территорию Уолла-Уолла, Пасифик Пэлисейд и Лос-Аламос. И здесь он
обнаружил бы серьезные изменения в линии побережья. Мне говорили, что в том
месте, где взорвались три самых больших ядерных заряда, долина Смерти
открылась в сторону океана, так что Лос-Аламос едва не стал портовым
городом. В центре карты наш путешественник обнаружил бы графство Портер и
психушку Мантено, оказавшиеся на удивление близко от Великих озер, которые
слегка накренились и разлились на юго-запад в результате большого
землетрясения.
Забавно, что психиатрическая лечебница оказалась одним из тех мест,
которые пережили ядерную бомбардировку. Впрочем, тогда, я слышал, было в
обычае размещать подобные заведения как можно дальше от всего прочего. Позже
психушка затаилась безопасности ради, хоть вряд ли на нее кто-нибудь
посягал.
Южнее и в центре - приход Уачита под жестоким правлением шерифов Фишера
дюйм за дюймом расширял свои владения от старой Луизианы вверх по Миссисипи.
Но самым большим, занимающим практически всю карту, ужавшим все те
местности, о которых я упоминал, до размеров крошечных кружочков, охватившим
большую часть Америки и повсюду протянувшим свои щупальца, глазам
путешественника предстало бы огромное чернильное пятно Мертвых земель. Уж и
не знаю, можно ли обозначить на карте Мертвые земли иначе, как сплошным,
абсолютно однообразным черным цветом. Мертвые земли с их разноцветными
радиоактивными пылевыми облаками, с их скудным населением, состоящим из
бродяг-одиночек, каждый из которых привязан к своему убийственному,
полностью бесполезному, но и полностью поглощающему занятию. Пространство, в
котором названия типа "Ничто", "Оно", "Нигде", "Место" кажутся самой
естественной вещью на свете, когда, выматывая нервы, бредешь по этим местам
неделями и месяцами.
Как я уже сказал, я находился где-то в Мертвых землях неподалеку от
психушки Мантено.
Мы с девушкой были теперь совсем неподалеку друг от друга - на
расстоянии пистолетного или арбалетного выстрела, хотя и за пределами броска
ножом, разве что самого искусного и удачного. На ней были ботинки, выцветшая
рубашка с длинными рукавами и джинсы. Черные волосы оказались уложенными в
высокую, затейливую прическу, которая поддерживалась вьющимися стружками из
блестящего металла. Хорошенькая вошеловка, сказал я себе.