"Марти Леймбах. Дэниэл молчит" - читать интересную книгу автора

совершенно одинаковых коридоров, пропитанных запахом хлорки, с затертым
линолеумом, безрадостно облупленными стенами и плакатами со страшными
словами: дислексия, синдром Дауна, шизофрения. И наконец, вы доберетесь до
комнаты, где ждут приема родители с неполноценными даже на первый взгляд
детьми. Эти дети редко смеются, плохо говорят, не общаются друг с другом, а
играют с чем угодно, только не с игрушками. Если вас привела сюда та же
причина, что и меня, то в каждом из этих малышей вам почудится тень
человечка, любовь к которому не выразить словами и который в свои три года
уже не вправе ни на что рассчитывать... кроме такой вот судьбы.
Дэниэл начал собирать всякие круглые вещицы, что я поначалу приняла за
добрый знак: все ж таки меньше внимания к Паровозику Томасу. Теперь его
манили мячики, надувные шары, шашки, крышки от молочных бутылок и майонезных
банок, шайбы и колечки, блестящие сидишки. В медицинский центр Фрилмана, на
прием к специалисту по "задержке развития" доктору Маргарет Додд он
прихватил столько драгоценных кругляшков, сколько уместилось в руках. И
Томаса не забыл. То монетка, то крышка, то шарик нет-нет да и ускользали из
его пальцев, мы останавливались, поднимали и шли дальше, до следующей
потери. Черепашьей скоростью, с бесконечными остановками, мы пересекли
бетонированный двор Центра и добрались до главного входа. У детского
отделения мне пришлось взять сына на руки, чтобы его сокровища не растащили
другие дети. Каждый из них если не возился с таким же мусором, то творил
что-то странное с игрушками. Одна из девчушек колотила куклой Барби по
столу, подбрасывала как можно выше и снова колотила. А мальчик, живой как
ртуть, прижимавший к себе ворох машинок, до слез напоминал Дэниэла с его
набором бесценных кругляшей.
Доктор Додд встретила нас с медицинской картой Дэниэла наготове. Таких,
как она, трудно описать. У нее было абсолютно аморфное лицо, словно черты
его сглаживались с каждым прожитым годом. Глядя на нее, я поймала себя на
мысли, что все подходящие ей определения начинаю с "не": не высокая, не
полная, не худая, не изящная, не такая уж старая, но уж никак не молодая. И
не слишком внимательная к Дэниэлу. Пока она расспрашивала нас со Стивеном,
ее ассистентка пыталась увлечь Дэниэла целой горой игрушек: каждую положено
назвать и показать, как с ней играют. На белом халате доктора Додд
пришпилена именная карточка - единственная вполне определенная деталь в ее
облике. Вопросы свои Додд задает с равнодушием стоматолога, а ответы заносит
в графы стандартного бланка.
В каком возрасте он начал уверенно сидеть? Ползать? Ходить? Когда
произнес первое слово? Утверждая, что в его багаже есть несколько слов, вы
имеете в виду связные слова или отдельные слоги? Какие именно слова он может
сказать? У него возникают сложности со сменой распорядка дня? Ему знакома
игра в "понарошку"? Что он ест? Сколько раз в день спит? Его сильно пугают
громкие звуки? Он любит подолгу кружиться? Как насчет персеверации, то есть
множественного повторения одних и тех же действий?
Ответы на эту лавину вопросов меня пугали. Весь ужас в том, что Дэниэл
был самым обычным малышом лет примерно до полутора, когда мы заметили, что
он не хочет говорить. Мы со Стивеном оба помнили, как ребенок называл
"мячом" любой предмет круглой формы, включая нектарины и пуговицы. Затем
появилось слово "дай", но исчез "мяч". А потом он вообще замолчал. К трем
годам Дэниэл виртуозно открывал замки, включал телевизоры и расстегивал
ремни безопасности в машине, зато был не в ладах с игрушками. После