"Р.Д.Лэнг. Расколотое "Я" (о шизофрении)" - читать интересную книгу автора

которые "он" не ощущает как выполняемые "реально". Так, описанный выше
пациент сказал, что, хотя Кинзи мог говорить, что занимается любовью от двух
до четырех раз в неделю уже в течение десяти лет, "он" понимал, что тот
никогда не занимался любовью "реально". Переход от заявления такого типа к
заявлению, сделанному психически больньм миллионером, сказавшим, что у него
"реально" нет денег, решительный, но тонкий. Как мы увидим в главе 10,
переход, по-видимому, состоит в столь полной потере ощущения реальности в
отчете Кинзи, что индивидуум выражает "экзистенциальную" истину о себе с
такой же обыденностью, с которой мы описываем факты, которые можно
единодушно обосновать в разделяемом с другими мире.
Данный пациент мог бы быть, например, психически ненормальным, если бы
вместо того, чтобы говорить, что никогда не занимался любовью со своей женой
"реально", настаивал бы на том, что жена, с которой он занимался любовью, не
являлась его "реальной" женой. В некотором смысле это было бы совершенно
верно: это было бы экзистенциально верно, поскольку в данном
экзистенциальном смысле его "реальная" жена была скорее объектом его
собственного воображения (фантомом или имаго), а не другим человеком,
находящимся вместе с ним в постели.
Невоплощенное "я" шизоидного индивидуума не может реально на ком-нибудь
жениться. Оно существует в постоянной изоляции. И однако, конечно же, такая
изолированность и внутренняя незаинтересованность не существуют без
самообмана.
Есть нечто окончательное и определенное в том акте, на который подобные
личности смотрят с подозрением. Действие является тупиком вероятности. Он
закупоривает свободу. Если его нельзя в конечном счете избежать, каждый
поступок должен обладать настолько двусмысленной природой, чтобы "я" никогда
не могло попасться в его ловушку.
Гегель говорит о действии так [2]:
"Действие есть нечто просто определенное, всеобщее, постигаемое в
абстракции; действие есть убийство, кража или благодеяние, подвиг и т. д., и
о нем можно сказать, что оно есть. Оно есть "это", и его бытие есть не
только знак, но сама суть дела. Оно есть "это", и индивидуальный человек
есть то, что есть оно; в простоте "этого" бытия индивидуальный человек есть
сущее для других, всеобщая сущность, и перестает быть только мнимой
сущностью. Хотя он в этом установлен не как дух, но так как речь должна идти
о его бытии как бытии и, с одной стороны, двойное бытие внешнего облика и
действия противостоят друг другу, а то и другое должно быть его
действительностью, то следует, напротив, в качестве его подлинного бытия
утверждать только действие - не его лицо, которое должно было выражать то,
что человек думает относительно своих действий, или то, что думали о том,
что он только мог бы делать. Равным образом, так как, с другой стороны,
противопоставляют друг другу его произведение и его внутреннюю возможность,
способность или намерение, то лишь произведение следует считать его истинной
действительностью, хотя бы он сам на этот счет обманывался и, возвратившись
в себя из своих действий, мнил, будто в этом внутреннем он есть некоторое
"иное", чем на самом деле. Индивидуальность, которая вверяет себя предметной
стихии, переходя в произведение, тем самым обрекает себя, конечно, на
изменения и извращения. Но характер действия именно тем и определяется,
будет ли оно действительным бытием, которое устоит, или оно будет только
мнимым произведением, которое, будучи внутренне ничтожным, пропадает.