"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

неподвижно стоявшего между сыновьями, несмотря на усталость и ночной холод.
Hyp думал, что только Ма аль-Айнин в силах изменить течение этой ночи, одним
мановением руки успокоить гнев толпы или, наоборот, несколькими словами,
которые будут передавать из уст в уста, разжечь его, всколыхнув волну горечи
и ярости. Все мужчины, как и Hyp, глядели на него воспаленными от усталости
и лихорадки глазами с обострившимся от пережитых страданий вниманием. Кожа у
них задубела от солнечных ожогов, губы иссушил ветер пустыни. Они сидели
почти не шевелясь, не сводя глаз с Ма аль-Айнина, ожидая одного только
знака. Но шейх, казалось, не замечал ничего. Взгляд его был неподвижен и
устремлен вдаль, через головы людей на земляные стены Смары. Быть может, он
искал ответа на людскую тревогу в глубине ночного неба, в странном туманном
ореоле, окружавшем лунный диск. Hyp посмотрел вверх, туда, где обычно горят
семь звезд Малой Медведицы, но ничего не увидел. Только планета Юпитер
застыла в холодном небе. Свет луны все окутал своей дымкой. Hyp любил
звезды, отец научил его их именам с малолетства, но в эту ночь он словно бы
не узнавал неба. Оно было огромным, холодным и слепым, затопленным белым
лунным светом. На земле красные пятна жаровен причудливо освещали лица
мужчин. Быть может, это страх так изменил все вокруг, иссушил лица и руки
мужчин, оставив от них кожу да кости, черной тенью залег в пустых глазницах;
это ночь заморозила свет людских глаз и вырыла бездонный провал в небесных
глубинах.
Мужчины, стоявшие подле Ма аль-Айнина, наконец умолкли, каждый в
свой черед. Hyp слышал об этих людях от отца. То были вожди грозных кланов,
легендарные воины племен маакиль, ариб, улад-яхья, улад-делим, аросиин,
ишергигин, воины племени регибат, чьи лица скрывались под черными
покрывалами, и те, кто говорил на языке шлехов, ида-у-беляль, ида-у-мерибат,
аит-ба-амран, но явились сюда и никому не известные люди, пришедшие от самых
границ Мавритании, из Томбукту, те, что не захотели сесть у жаровен, а
остались стоять у входа на площадь, закутавшись в бурнусы, с видом
одновременно боязливым и надменным, те, что не захотели говорить. Hyp
переводил взгляд с одного на другого и чувствовал, как на всех лицах
проступает зловещая опустошенность, словно вот-вот должен пробить их
смертный час.
Ма аль-Айнин не видел их. Он ни на кого не смотрел - разве только
один раз его взгляд на мгновение задержался на лице Нура, точно шейх
удивился, увидев мальчика среди многолюдного собрания мужчин. С этого
мгновения, мимолетного, как вспышка едва уловимого света, от которого сердце
Нура забилось чаще и громче, мальчик стал ждать, чтобы старый шейх подал
знак собравшимся перед ним воинам. Но старик оставался все так же недвижим,
словно мысли его были далеко, а двое его сыновей, наклонившись к нему,
что-то тихо ему говорили. Наконец шейх извлек из своего бурнуса четки
черного дерева и медленно опустился на землю, склонив голову вперед. Он
начал молиться, повторяя слова, придуманные им для него одного, и сыновья
его опустились на землю рядом с ним. И тут, словно этим простым движением
было сказано все, голоса умолкли, и на площади, залитой слишком ярким светом
полной луны, воцарилось напряженное, ледяное молчание. Отдаленные, прежде
едва уловимые звуки, доносившиеся из пустыни: шум ветра, треск рассохшихся
камней на взгорьях, отрывистый лай диких собак - постепенно заполнили
тишину. Не прощаясь, не говоря ни слова, бесшумно, один за другим мужчины
вставали и покидали площадь. Они шли пыльной дорогой поодиночке, им не