"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

услышал ее шаги. У Хартани острый слух: он слышит, как по ту сторону холма
скачет заяц, и показывает Лалле самолеты в небе задолго до того, как до нее
донесется шум мотора.
Когда Лалла подходит к Хартани совсем близко, он встает и оборачивается
к ней. Лучи солнца сверкают на его черной коже. Он улыбается, и зубы его
тоже сверкают на солнце. Хотя Хартани моложе Лаллы, они одного роста. В
левой руке он держит маленький нож без рукоятки.
"На что тебе этот нож?" - спрашивает Лалла.
Она устала от долгого пути и присаживается на выступ скалы. Он стоит
перед ней на одной ноге, сохраняя при этом равновесие. И вдруг отскакивает
назад и мчится куда-то по каменистому склону. Через несколько минут он
возвращается с пучком тростника, который срезал на болоте. Он с улыбкой
показывает его Лалле. И дышит часто, как собака, которая слишком быстро
бежала.
"Красивые, - говорит Лалла. - Ты будешь в них дудеть?" Лалла произносит
эти слова не так, как обычно. Она бормочет их едва слышно, помогая себе
жестами. Каждый раз, когда она что-нибудь говорит, Хартани застывает на
месте, внимательно и серьезно вглядываясь в нее, стараясь ее понять.
Пожалуй, Лалла единственная, кого он понимает и кто понимает его. Когда
она произносит слово "дудеть", Хартани подпрыгивает на месте, раскинув в
стороны свои длинные руки, словно собирается пуститься в пляс. Он свистит,
сунув в рот пальцы, да так громко, что козы, пасущиеся на склоне холма,
вздрагивают.
Потом, взяв в руки несколько срезанных тростинок, он крепко сжимает их.
И начинает в них дуть - слышатся странные хрипловатые звуки, похожие на крик
козодоя в ночи, немного печальные, как песни пастухов-шлехов.
Хартани поиграл немного, не переводя дыхания. Потом он протягивает
тростинки Лалле, и теперь играет она, а пастух застывает на месте, его
темные глаза радостно блестят. Так они забавляются игрой, по очереди дуя в
тростниковые трубки разной длины, и кажется, что эта печальная музыка льется
из белых от солнца далей, из устья подземных гротов, с самого неба, где
лениво гуляет ветерок.
Иногда, задыхаясь, они перестают играть, и тогда пастух разражается
звонким смехом, и Лалла тоже начинает смеяться, сама не зная чему.
А потом они идут через усыпанную камнями равнину, и Хартани держит
Лаллу за руку, потому что здесь множество острых глыб, которые она может не
заметить между зарослями кустарника. Они перепрыгивают через низкие стенки,
сложенные из камней, петляют между колючим кустарником. Хартани показывает
Лалле все самое примечательное на этих каменистых равнинах и на склонах
холмов. Он, как никто другой, знает, где прячется какое насекомое: где
золотистые жучки, а где саранча, богомол, насекомые, похожие на листья.
Знает он также все растения - и те, чьи листья так хорошо пахнут, если
растереть их между пальцами, и те, у которых корни полны влаги, и те, что
имеют привкус аниса, перца, мяты и меда. Он знает зернышки семян, которые
щелкают на зубах, как орехи, и малюсенькие ягоды, от которых пальцы и губы
становятся синими. Он знает даже укромные места, где можно найти маленьких
окаменевших улиток и песчинки в форме звездочек. Он уводит Лаллу
далеко-далеко через ограды, сложенные из камня, по незнакомым ей тропинкам к
тем холмам, откуда видно начало пустыни. Когда он поднимается на вершину
этих холмов, глаза Хартани сверкают, темная кожа лоснится. Он показывает